Ш.А. Гапуров, доктор исторических наук, профессор
ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ В ЧЕЧНЕ В СЕРЕДИНЕ ХIХ ВЕКА
С 1818 года на территории Чечни с разной степени интенсивности, с перерывами, шли военные действия. Шла кровопролитная, трагическая Кавказская война (1818-1864 гг.), в которой Чечня, в силу разных причин, приняла активное участие. Правда, с весны 1826 г. и до 1830 года, в Чечне установился хрупкий мир. В этот период военных действий в Чечне нет. «Мирная партия» в Чечне во главе с Бей-Булатом Таймиевым, с одной стороны и российская кавказская администрация во главе с наместником графом Паскевичем, с другой стороны, стремились путем переговоров выработать особые условия установления в Чечне российской власти, при которых этот регион получил бы автономные права. К сожалению, из этого ничего не вышло: в 1830-м году Паскевич был переведен в Польшу, а в 1831 г. Бей-Булат был убит. Крайне жесткие, репрессивные порядки, установленные в Чечне во второй половине 1830-х годов, привели здесь в 1840 году ко всеобщему восстанию. В 1840-е годы Чечня стала ареной ожесточенных военных действий, когда российское командование только силовыми методами пыталось подавить восстание. Однако после Даргинской трагедии 1845 года российское командование решило внести коррективы в свою военно-политическую тактику в регионе.
В конце 40-х – начале 50-х годов XIX века российское командование в Чечне для покорения населения будет использовать не только военные средства. Кавказский наместник М.С. Воронцов понял, что для этого нужен комплекс мер: военных, инженерных, экономических, идеологических. Он осознавал, что чеченское население безмерно устало от почти полувековой борьбы, находится на грани физического истребления и политико-экономические меры должны воздействовать на него. Большие надежды в умиротворении чеченцев Воронцов возлагал на торговлю. Он полагал, что связанная с нею материальная заинтересованность могла бы нейтрализовать влияние Шамиля и мюридизма на чеченцев и обеспечить устойчивые пророссийские настроения в Чечне[1]. «В 1850 г. главнокомандующий, желая сблизить непокорных горцев с русскими, разрешил открыть около крепости Грозной ярмарку, на которую дозволено было привозить товары и горцам, подвластным Шамилю. После размена аманатов 15 мая заключено было перемирие на три дня, горцы начали собираться к Грозной. Главный привоз с гор составляли хозяйственные продукты: яйца, сыр, масло, мед; привезли также много шкур, обделанных и необделанных, кожаные изделия, сукна, ковры и тому подобное.
Горцам было запрещено продавать хлеб во всех видах, железные и деревянные изделия. С нашей стороны недозволенна была продажа оружия и железа. Но торг этот с обеих сторон оказался невыгодным: горцы продали только выгодно привезенные ими шкуры, множество съестных припасов осталось непроданными по причине недостатка потребителей и негодности к сохранению впрок этих продуктов в наступившие уже сильные жары. Наши купцы имели тоже небольшой сбыт, состоявший преимущественно из шелковых и бумажных материй и калмыцкого чая»[2]. Но свою роль ярмарка сыграла: она показала, что экономическое сближение может иметь серьезные последствия. Именно поэтому Шамиль всячески пытался помешать русско-чеченской торговле.
С середины 1840-х годов российские власти уделяют серьезное внимание и привлечению верхушки чеченского общества на свою сторону, преследуя тем самым несколько целей: отколоть от Шамиля наиболее влиятельную часть Чечни и создать здесь свою политическую опору. И, надо сказать, политика эта приносила свои определенные плоды: многие начинали осознавать бесплодность вооруженной борьбы с Россией. Уже в 1845 году М.С. Воронцов докладывал в Петербург: «С прибытием на левый фланг Кавказской линии, все получаемые мной сведения согласовывались в том, что большинство жителей Малой Чечни и в особенности люди зажиточные и пожилые действительно желают покориться нашему правительству, но им противодействует молодая и бедная часть народонаселения»[3]. Курс на создание в Чечне политической опоры для российской власти активно поддерживался и в Петербурге. В докладной записке министра внутренних дел России царю Николаю I от 12 ноября 1848 года отмечалось: «…Надлежало бы командиру отдельного Кавказского корпуса обсудить ближайшим образом, какие выгоды и преимущества, сообразно положению Края и ходу военных событий, могут быть обещаны влиятельным горцам, которые отстанут от мюридизма и от самого Шамиля»[4].
Важным средством в борьбе с влиянием Шамиля и мюридизма в Чечне Воронцов считал (и небезосновательно) контрпропаганду или идейную борьбу. С 1845 года наместник стал рассылать горцам, и, в первую очередь чеченцам, искусно составленные прокламации. И.-Б. Саракаев писал: «Побороть горцев в их неприступных горах и непроходимых лесах – было задачей даже и для могущественной России далеко не из легких. И она, наряду с пушками и мечом, пустила в ход в борьбе с ними еще и другое оружие, которое имело действие на горцев больше, чем пушки и штыки. Оружие это – различные прокламации и воззвания… Шамиль, говорят, боялся этих прокламаций, как огня.
Он знал – какое это сильное оружие и как оно может подействовать на умы легковерных горцев, а потому карал позорной – публичной казнью тех, кто бывал уличен в распространении их и того муллу, который осмеливался взглянуть на «преступную бумагу гяуров». Но прокламации все же проникали в народ и постепенно уменьшали у горцев энергию борьбы»[5]. В своем дневнике (написанном на арабском языке) наиб Талхиг отмечал: «Вчера был в гостях у Мусхана. У него застал несколько человек наибов Чечни, а также у него было много стариков. Когда сел, подумал: зачем они съехались? Кончили ужинать, узнал секрет: читали вредную и опасную бумагу сардала (наместника) Воронцо. Хотел уйти, подумал – скажут, испугался. Говорили: надо верить бумаге Русского Царя, и бросить войну.
Бедный имам! Чечня для него потеряна. А что тебе эти наибы говорили в Хунзахе – слышали мои уши, а теперь? Теперь они попались в западню шайтана; сильна эта западня»[6]. Воронцов в своих прокламациях бил по самым «больным местам» горцев. В прокламации «Горским народам Кавказа» он провозглашает: «Было бы вам известно, что я по воле Всемилостивейшего государя Императора Русского назначен управлять здешним краем. Его Величеству благоугодно и Его единственное желание есть, чтобы здесь были мир и спокойствие. Вам известно, что упорная война ни к чему не ведет более, как к убыткам и пролитию крови, и это уже доказано предшествовавшими годами. Война эта вам, вашим семействам не принесет ничего хорошего, кроме бедствия и невозвратимых потерь. Поверьте мне, что упорством своим вы невольно вынудите Россию поднять бесчисленные силы и беспощадно наказать вас всею силою войны. Ужели вы не убедились еще в обманчивых думах – что своры и советы дурных людей, находящихся между вами, вместо обещанного блаженства, которого можно будто бы достигнуть бесполезно войною, не приносили вам прежде и теперь не принесут ничего хорошего, кроме бедствий и потерь.
Если вы не послушаете меня, будете вести себя по-прежнему, то я буду вынужден поднять оружие, разорить ваши села и подвергнуть вас и семейства ваши всем неизбежным бедствиям войны. Напрасно пролитая кровь останется на вас и детях ваших, и вы должны дать ответ за нее общему Судье, Богу, царю царей. Если советы мои послужат вам в пользу и вы послушаете меня и удовлетворите желание моего Великого сильного государя, этим вы принесете мне величайшее удовольствие, и я с радостью готов излить на вас щедроты моего Монарха, и вы удивитесь Его милостям и будете прославлять мир.
Верьте мне, что все обещанное вам есть истина, основанная на воле моего Государя Императора. Религия ваша, шариат, адат, земля ваша, имения ваши, а также все имущество, приобретенное трудами, – обещал Воронцов, – будет неприкосновенною вашею собственностью и останется без всякого изменения. Российские войска будут защищать вас от врагов, начальство будет заботиться о благоденствии вашем и вы ни в чем не встретите нужды и никогда вас не постигнет никакое бедствие.
Теперь я вам сказал все, что желает мой государь и что он поручил мне передать вам. От вас зависит воспользоваться счастием принять наше признание или нет; выбирайте одно из двух – и будьте сами себе судьями, помня, что всем тем бедствиям, какие вы неминуемо понесете от войны, будете сами причиною.
Еще раз повторяю, что обещания мои есть священны, и они – как бы собственные слова моего Великого Государя, которые никогда не могут подлежать сомнению. Воля моего монарха и обещания священны и он доверителям своим, как и мне, ни в чем не отказывает и всегда считает действия их, как свои»[7]. (Эти обещания, данные от имени российского императора наместником Кавказа, одним из самых родовитых русских дворян – М.С. Воронцовым, увы, выполнены, конечно, не были. Видимо, и он посчитал, что слово, данное «бусурманам», ничему не обязывает русского дворянина. Чего же в таких случаях было требовать от «горских дикарей»?) Но многие горцы стали колебаться. Они не могли представить, что столь высокопоставленный российский начальник может их элементарно обманывать, добиваясь своей цели – прекращения их сопротивления. В результате своими прокламациями Воронцов способствовал усилению изначально существовавшей в горских обществах оппозиции Шамилю и ориентации на Россию, хотя антишамилевские настроения далеко не всегда были прорусскими[8].
Эти прокламации вряд ли были бы восприняты горцами в 1830-1840-е годы, но в начале 1850-х годов чеченское население начинает понемногу отходить от Шамиля. Причин этому было несколько. Во-первых, это заинтересованность чеченцев в укреплении экономических связей с Россией: экономическая блокада крайне тяжело сказывалась на положении населения, особенно в горных районах, которые постоянно нуждались в хлебе. Во-вторых, недовольство вызывала своекорыстная политика наибов, узденьской верхушки, грабившей общинные земли и всеми способами старавшейся усилить эксплуатацию масс. Позже, уже в Калуге, Шамиль заметит, что его государство «окончилось благодаря хищничеству его наибов»[9]. Имам был уверен, что его государство просуществовало бы еще некоторое время, если бы в последние годы он не совершил нескольких больших ошибок в деле подбора наибов и надзора за их действиями. По словам Шамиля, он сменил по наговору многих способных и честных наибов, вынудив их в целях спасения своей жизни искать прибежища у русских, а на их место назначил людей или слишком молодых и неопытных, или же способных к правлению, но корыстолюбивых. Они разоряли богатых жителей, казнили их по любому поводу только для того, чтобы завладеть их имуществом, не пренебрегая ни лошадьми, составлявшими самое ценное имущество горца, ни его оружием, по собственному произволу выдавали замуж дочерей горцев, получая хорошую плату. Такие действия часто совершались от имени имама и во славу шариата. Эти действия раздражали население, восстанавливали его против Шамиля и склоняли горцев к прекращению борьбы с российской властью и к переходу на ее сторону. Этим Шамиль объяснял тот факт, что горцы, в сущности бездействовали в последний, самый критический период существования имамата[10]. В этих условиях крестьянские массы переставали считать дело имамата своим делом. Горский историк Гаджи-Али отмечал: «Некоторые наибы, искавшие власти, старались придать делам Шамиля дурное толкование, и все они вообще начали копить богатства и убивать напрасно мусульман, не различая между позволенным и запрещенным, между истиной и ложью… В народе распространялись притеснения, казни, сплетни… И так, с этого времени (с конца 1840-х годов. – Г. Ш., Г. М.) дела и предприятия Шамиля начинают быть безуспешными»[11]. В-третьих, систематическое истребление царскими войсками посевов, заготовок сена и продовольственных запасов в равнинной Чечне, лишавшее население возможности дальнейшей жизни на плоскости и вынуждавшее его переселяться в малоплодородные горные районы. «Если своекорыстие верхушки имамата делало массу равнодушной к победе той или иной стороны, то голод должен был принудить чеченское крестьянство к сдаче царизму»[12].
Чеченцы в составе имамата оказались в наиболее тяжелом положении. Они находились в необычной блокаде: вначале Шамиль запретил чеченцам иметь какие-либо отношения, в том числе торговые, с русскими, затем российское командование приняло меры, направленные на изоляцию их от внешнего мира. Чрезмерное тяжелое экономическое положение, в котором оказались чеченцы, заставило их поставить вопрос о пересмотре своей политической ориентации. Считая прорыв блокады и возобновление экономических взаимоотношений с Россией единственно возможным преодолением хозяйственной деградации, «непокорная нам Чечня, изнемогая от нашествия наших войск, решилась, наконец, обратиться к Шамилю с просьбою, чтобы он защитил ее или дозволил признать над собой власть России»[13]. Речь, по мнению М.М. Блиева, «шла на самом деле не только о снятии блокады, но и о возвращении мухаджиров – чеченцев, депортированных Шамилем в горы, – на равнину, на прежние места их проживания»[14]. Таким образом, уже в конце 40-х годов XIX века в Чечне наметилась тенденция разрыва с Шамилем. Узнав о подобных настроениях, имам издает распоряжение о том, что любой чеченец, посмевший обратиться к нему с предложением о капитуляции, будет немедленно казнен[15]. И тогда чеченские старшины решили передать свое ходатайство через мать Шамиля. Имама крайне встревожила просьба чеченских старшин: он понимал, что без Чечни его государство продержится недолго. «Капитулянтские» настроения чеченцев надо было задушить в корне. Шамиль уединяется в мечети и на третий день объявляет свое решение: «Жители Дарго! Я должен объявить вам страшную весть. Чеченцы, изменяя долгу правоверных, забывая клятву, принесенную ими пред лицом Аллаха и Магомета, в преступных сердцах своих положили дерзкое намерение покориться гяурам и не устыдились прислать в Дарго депутатов, которые, чувствуя гнусность своего намерения, обратились к несчастной моей матери; она, как слабая женщина, решилась ходатайствовать за безумных чеченцев, Я трое суток молился и просил Аллаха, чтобы он научил меня как поступить с Чечней. Дозволить ли чеченцам принять власть гяуров? Аллах отвечал: «Кто первый высказал тебе постыдное намерение, дай тому сто ударов плетью. Увы! Этот первый – была моя мать и по воле Аллаха я должен дать ей сто ударов!»[16]. Как известно, Шамиль нанес матери пять ударов, а остальные принял на себя. Потрясенным всем этим чеченским депутатам он велел: «Вы видели, что здесь было; возвратитесь к народу вашему и расскажите в ответ на безрассудное его требование, что вы здесь видели и слышали»[17]. Своим поступком имам ясно дал понять чеченцам: любое непослушание, любая непокорность будут пресечены жесточайшими методами: «Шамиль дорожил своею властию и свое могущество на Кавказе ставил выше всего»[18].
Итак, к середине XIX века население Чечни чрезвычайно устало от бесконечной войны, победа в которой с каждым днем становилась все более призрачной. И, наконец, на политическую ситуацию в Чечне и на умонастроения чеченцев, безусловно, повлияло начавшееся распространяться в это же время учение святого устаза Кунта-Хаджи. В нем «просматривается обеспокоенность судьбой народа, тотальное сопротивление которого может привести его к полной гибели, поэтому он и предлагает смириться, выполнять требования власти», если эта власть не будет посягать на честь женщин, на язык, культуру и обычаи народа[19]. «Тактика выжженной земли, при которой уничтожались посевы, заготовленное сено и разорялись аулы, – отмечал М.М. Блиев, – тяжело переносилась населением Чечни. Этим в немалой степени объяснялось распространение среди чеченцев «мирного мюридизма», проповедовавшегося Кунта Хаджи»[20]. Все это, вместе взятое, и привело к тому, что с начала 50-х годов XIX века отдельные общества Чечни начали проявлять склонность к примирению с Россией. Следует отметить, что подобные настроения стали проявляться в Чечне уже с середины 40-х годов XIX века, о чем наглядно свидетельствует письмо Шамиля «наибам Чечни, командирам и всем жителям», написанное в январе 1847 года: «Вы видели все труды и тяжести горских народов в боях с заблудившимися неверными и как они стояли перед нами в текущем году. Теперь очередь стать перед этими несчастными дошла до вас. Если вы станете перед ними, приняв все тяжести, и если вы, выставив всех совершеннолетних, вступите с ними на войну, то вы – славные люди; но если вы не обратите внимания и уклонитесь, то вы потеряете тот ваш авторитет и геройскую славу, которые перешли к вам с давних отцовских времен, и Аллах разгневается на вас и это для вас большой ущерб. Тогда и народ бросит вас»[21]. Н.И. Покровский отмечал, что налоговая система имамата была направлена на выжимание хлеба из Чечни и политика узденьской верхушки, грабившая общинные земли, восстанавливала чеченское крестьянство против Имамата в целом и отдельных ее представителей. Причем нажим имаматских властей на Чечню дает себя чувствовать сравнительно рано, еще в начале 1840-х годов, но в тот период против своекорыстной политики узденьской верхушки протестует лишь небольшая часть Чечни. «Позже недовольство начнет разливаться все шире и шире, и чем дальше, тем более крутые меры придется принимать Имамату для удержания чеченских масс в повиновении. Ярким показателем взаимоотношений между Чечней и руководящей имаматом аульской верхушкой может служить характеристика, данная Шамилем различным народам его государства, характеристика, в которой отзывы Шамиля о хорочаевцах или гехинцах звучат в унисон с отзывом царских генералов. «По словам Шамиля, – пишет Руновский, – все хорочавцы от первого до последнего неисправимые разбойники, которых даже общественное мнение заклеймило, назвав их селение «харакчи». На этих людей не действовали ни угрозы, ни близкое соседство с резиденцией имама, ни денежные взыскания и заключения в яму, ни даже смертная казнь, лишившая деревню многих ее обитателей»[22]. Потеря равнинных земель была для чеченцев равнозначна национальной катастрофе. Именно поэтому уже в 1844 году, когда имамат Шамиля находился на подъеме, бывшие жители притеречных районов, переселившиеся оттуда в 1840 году, начали добиваться возвращения на родные земли. Известный среди чеченцев кадий Иса неоднократно вступал в переговоры с российскими властями, обещая вывести из имамата до 4 тыс. семейств, если им будет разрешено вернуться на прежние места обитания. Шамилю пришлось принимать меры по пресечению деятельности кадия Исы. Со временем эти настроения чеченцев только усилились. Авторы вышедшей в 2006 году в Махачкале прекрасной монографии по истории Кавказской войны отмечают: «Находясь длительное время между наковальней экономической блокады и молотом карательных экспедиций царских войск, горцы начинают покидать имамат. За период с октября 1849 года по октябрь 1850 года сложили оружие и перешли на «мирное положение» свыше 14,5 тыс. галашевцев, карабулаков и чеченцев»[23].
В то же время политика российских властей по переселению чеченцев из Имамата на подконтрольные им земли была далеко не прямолинейной. Добиваясь этого от жителей Малой и особенно Большой Чечни всеми способами, российское командование вело себя довольно жестко в отношении бывших притеречных жителей, чьи земли после 1840 года предполагалось занять казачьими станицами. Когда часть притеречных чеченцев, доведенная до отчаяния притеснениями генерала Пулло, в 1840 году ушла в горы, царская власть немедленно объявила, что «чеченцы отказались от своей земли». И позже, когда терцы, недовольные уже произволом и порядками в имамате, попросились обратно, российские власти поставили им довольно жесткие условия: «…Государь император приказать изволил покорность надтеречных чеченцев не принимать иначе, как под условием их разоружения и переселения во внутрь линии… Правительство желает использовать бегство надтеречных чеченцев и взять в казну их земли… На левом берегу Сунжи предположено устроить казачьи станицы»[24].
В то же время, наряду с экономическими и пропагандистскими мерами, российское командование продолжает и военные действия против горцев. К этому времени значительно была увеличена и численность русских войск на Северо-Восточном Кавказе – до 270 тыс. штыков[25] (против 20-30 тыс. воинов Шамиля)[26]. Эта огромная масса войск должна была, с одной стороны, громить армию Шамиля. А с другой – рубить просеки в лесах, строить военные укрепления и, самое главное, уничтожать посевы, урожай и продовольственные запасы чеченцев, чтобы лишить их и Имамат в целом продовольственной базы. Эту тактику совершенно четко отразил генерал А.И. Барятинский: «Главная цель военных действий наших должна состоять теперь в том, чтобы препятствовать чеченцам обрабатывать и засевать свои поля»[27].
Таким образом, к концу 1840-х годов «блистательная эпоха Шамиля» была уже позади. Движение горцев, истощенных продолжительными военными действиями против неравного противника, шло уже по нисходящей линии.
Российская армия перешла от позиционной войны к методу оттеснения чеченцев все дальше и дальше вглубь гор путем сооружения лесных просек и закрепления захваченной территории системой военных крепостей, а также насаждения казачьих станиц. Уже в 1850 году российское командование начинает осуществлять план захвата Чечни, житницы Дагестана. Это в сильнейшей степени подрывало экономическую базу Имамата. К этому же времени начинает сказываться ряд внутренних противоречий Имамата. Большинство наибов, сосредоточивших за годы войны большие богатства в своих руках, все сильнее проявляют стремление по феодальному распоряжаться во вверенных им областях. Гаджи-Али сообщает много примеров злоупотреблений и произвола наибов. Эти злоупотребления приводили к столкновениям между наибами и населением, которое они «из корыстолюбия ограбляли». Это отталкивало от движения народные массы. И сам Шамиль попытался превратить в 1847 году власть имама в наследственную. Со временем авторитет имама заметно падал. Наибы все чаще задерживались с выполнением приказов Шамиля и он вынужден был смещать их целыми группами. «Они наружно только исполняли приказания имама, а в сущности старались обманывать и ниспровергнуть его», – писал Гаджи-Али[28].
Таким образом, уже в начале 1850-х годов наблюдается внутренний кризис имамата, горцы все больше отходят от имама Шамиля, растет стремление прекратить вооруженную борьбу и принять российскую власть. Этому способствовали и изменения в политике российской кавказской администрации.
[1] Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе. М., 2003. С. 178-181.
[2] Самойлов К. Заметки о Чечне // Репертуар и Пантеон. СПб., 1855. №9, 10. С. 49.
[3] РГВИА, ф. ВУА, д. 6576, л. 90 об.
[4] Там же, д. 6482, л. 40 об.
[5] Саракаев И.-Б. По трущобам Чечни. Владикавказ, 1913. С. 5.
[6] Саракаев И.-Б. Указ. соч. С. 8.
[7] Саракаев И.-Б. Указ. соч. С. 6, 7.
[8] Дегоев В.В. Указ. соч. С. 184.
[9] АКАК. Тифлис, 1885. Т. 12. С. 1525.
[10] Смирнов Н.А. Указ. соч. С. 127.
[11] Гаджи-Али. Сказание очевидца о Шамиле // Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1873. Вып. 7. С. 34, 35.
[12] Покровский Н.И. Кавказские войны и имамат Шамиля. М., 2000. С.427.
[13] Чичагова М.Н. Шамиль на Кавказе и в России. СПб., 1889. С. 60.
[14] Блиев М.М. Указ. соч. С. 498.
[15] Вачагаев М. Указ. соч. С. 183.
[16] Чичагова М.Н. Указ. соч. С. 62.
[17] Там же. С. 63.
[18] Там же.
[19] Акаев В.X. Шейх Кунта-Хаджи: жизнь и учение. Грозный, 1994. С. 48.
[20] Блиев М.М. Указ. соч. С. 554.
[21] Народно-освободительная борьба Дагестана и Чечни под руководством имама Шамиля: Сборник документов. М., 2005. С. 377.
[22] Покровский Н.И. Кавказские войны и имамат Шамиля. М., 2000. С.386.
[23] Кавказская война: народно-освободительная борьба горцев Северного Кавказа в 20-60-х гг. XIX в. С. 299.
[24] Исаев С.-А.А. Аграрная политика царизма в плоскостной Чечне в 50-60-х гг. XIX в. // ЧИНИИИЯЛ. Известия. Грозный, 1974. Т. 9. Ч. 3. Вып. 1. С. 102; Ибрагимова З.X. Чеченский народ в Российской империи: адаптационный период. М., 2006. С. 199.
[25] Фадев Р.А. Кавказская война. М., 2003. С. 13.
[26] История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. – 1917 г.). М., 1988. С. 155.
[27] Зиссерман А. Фельдмаршал князь А.И. Барятинский (1815-1879). М., 1891. С. 274.
[28] Дружинина Е.И. Хаджи-Мурат // Тарих. Махачкала, 1997. №4. С. 16.