Шейх Мансур (Ушурма Алдынский)

• 1. Складывание предпосылок национально-освободительного движения горских народов. Повстанческие движения в Чечне в XVIII в.

Обострение социальных противоречий в Чечне, Кабарде, Кумыкии в XVIII в не случайно совпало с активизацией политики царизма на Кавказе. Стремясь к расширению своей власти, почти все горские феодалы (по российской терминологии того времени – «владельцы») вели между собой ожесточенную борьбу за земли, доходы и распространение сферы феодальной эксплуатации на свободное крестьянство, вовлекая в свои распри подвластные им общества и народы¹.

Грубый произвол по отношению к рядовым горцам со стороны царской администрации по Тереку, строительство укреплений и крепостей, набеговые экспедиции и злоупотребления в политике «ласканий» и «репрессалий», постоянное манипулирование в сфере торговли, носившей колониальный характер, – все это вызывало перманентное недовольство горцев. Надо отметить, что и у местных верхов также были свои причины быть недовольными некоторыми аспектами политики царизма на Северном Кавказе. Прежде всего, горских владельцев сильно возмущало стремление царских властей взять под свой контроль внутриполитические вопросы жизни горских владений, а главное – их земли и холопов. Беглые холопы постоянно служили инструментом давления на местных князей и влиятельных узденей-дворян. Поэтому феодалы порой становились в оппозицию к царским властям, а отдельные из них вступали даже на путь прямой борьбы. При этом горские владельцы были не прочь заигрывать с турецкими, крымскими и иранскими властями.

Одним из самых животрепещущих для тех же чеченцев являлся земельный вопрос. Как известно, горцы, по крайней мере, с XVI в. вели перманентное заселение плодородных равнинных земель. Заселив Чеченскую равнину, чеченцы в связи с ростом численности населения и необходимостью увеличения пахотных земель и освоения новых пастбищ стали переходить на левый берег Сунжи и во второй половине XVIII в. наметили освоение притеречных земель. Здесь они стали сталкиваться с усиливающимся давлением со стороны кабардинских, кумыкских и аварских феодальных правителей, которые предлагали равнинным чеченским обществам свои услуги в организации управления, обороны и налаживания отношений с русской администрацией. Зачастую сами кабардинские и кумыкские князья выступали «пособниками» в поселении чеченцев на Кабардинской, Притеречной, Качкалыковской и Кумыкской равнинах. Очень скоро между крестьянским миром и феодалами начинались различные социальные коллизии².

Расширение экономических связей горцев Чечни с Россией и неравномерное развитие торгово-хозяйственных связей вследствие различных ограничений, пошлин и таможенных проверок приводили к обострению противоречий. Частые жалобы поступали от тех же чеченцев на таможенные запреты властей или на чрезмерно высокие пошлины на привозимые ими предметы торговли для русских поселенцев и казаков. «Как с привозимых в Кизляр товаров, как-то: меду, воску, бурок и леса, – писали в своем письме жители Брагунов на имя Кизлярского коменданта в 1797 г., – равно как и с ввозимых в Бурканг (Брагуны. – Ш.А.) товаров берут подати и из Кизляра вывоз соли запрещен… просили бы исходатайствовать у Ее Величества о небрании с них подати и о вывозе соли из Кизляра милостивого дозволения ее…»³.

Чтобы усилить свои таможенные выгоды в этом районе, царские власти в целом расширяли пределы торгового обмена, однако лишали так называемых «немирных» чеченцев части торговых привилегий. В то время как на некоторые продукты питания при торговле внутри России вообще не распространялась пошлина, с торгующих чеченцев она взималась в больших размерах⁴.

Одной из серьезных причин недовольства горцев являлось и то, что царские власти заставляли влиятельных местных феодалов и старшин отдавать своих детей в качестве заложников – «аманатов». Широко распространенный между Россией и кавказскими народами добровольный обычай аманатства, который первоначально считался признаком особого внимания со стороны московских царей к горским князьям, в период усиления влияния царизма на Кавказе сделался принудительным обычаем, а также орудием нейтрализации попыток горцев протестовать против политики царских властей.

В одном из писем от алдынских жителей от 25 мая 1767 г. читаем следующее: «Мы, алдынские народы, все покорно вас просим аманатчика нашего выпустить из аманат и отправить к нам, как чеченские народы (Чечен-Аул. – Ш.А.) содержатся без аманат, дабы так им содержан были, ибо чрез того аманатчика могли люди наши из жилища выехали на другое место, а когда пред сим от нас не было взято аманат, и тогда от нас стороне вашей никакие обиды не причинено, .. ,»⁵.

Боясь открытого недовольства и выступлений горских масс, местные владельцы и старшины добивались у царских властей разрешения к переселению вместе со своими подвластными на Терек ближе к русским станицам и укреплениям. Так, на прошение «герменчукского» владельца Девлет-Гирея Черкасского о разрешении переселения ближе к Тереку астраханский губернатор Брылкин 28 февраля 1750 г. указывал, что «согласно представления кизлярского коменданта, следовало бы все-таки переселить чеченцев (видимо, жителей с. Чечен-Аул. – Ш.А.) и герменчукцев на реку Сунжу (видимо, на левый, северный берег этого крупного притока Терека. – Ш.А.), поблизости казачьего Червленского городка и Брагунской деревни или еще в других местах для столь наилучшего воздержания и прекращения чинимых ими своевольства»⁶.

Постоянно растущая алчность князей, владельцев и старшин вызывала недовольство и сопротивление крестьян, усиливалась «взаимная злоба и ненависть между» подвластными и их владельцами. В условиях Кавказа и, в частности, Чечни были распространены: захват имущества феодалов и убийство их, отказ от выплаты им ясака и выполнения других повинностей, поджоги и вооруженные налеты на владельческие дома, бегство тех же холопов в русские города, увод (кража) скота и т.д. Поэтому не случайно официальные документы того времени пестрят выражениями о «наглостях» и «дерзостях» чеченцев, которые не хотят слушаться своих владельцев⁷.

Поэтому уже с самого начала XVIII в. чеченские владельцы неоднократно просили царское правительство не принимать бежавших от них крестьян и холопов. Царские власти были заинтересованы в увеличении численности населения развивавшихся городов Северного Кавказа, поэтому они охотно принимали выходцев из Чечни и других горских областей, предоставляя им земли для поселения и зачисляя их на военную службу. Так, «горячеевские» (кумыкские) и брагунские владельцы выражали свое недовольство тем, что бежавших от их гнета подвластных горцев принимают в г. Кизляр. Вот что говорится в присяге старшин Большой Чечни и Аджи-Аула от 1781 г. на имя кизлярского коменданта Куроедова: «Ежели будут наши холопы магометанского закона от нас убегать и являться в российских границах, оных нам отдавать обратно…».

Отказ от выдачи беглых холопов мотивировался царскими властями обычно ссылкой на то, что они приняли христианство. Горские же князья и владельцы утверждали, что приятие христианства происходило вовсе не по причине религиозного характера, а лишь для того, чтобы избавиться от плена (ведь холопы в Чечне были, как правило, иноплеменного происхождения). Владельцы просили, чтобы их рабов и слуг не крестили, а уже крещеных все равно вернули бы им⁸.

Ни в одном из районов Северного Кавказа князья и владельцы не чувствовали такой неуверенности в своем положении, боязни перед подвластными крестьянами, как в Чечне. Так, в рапорте коменданта Кизляра Куроедова на имя князя Г. А. Потемкина от 19 апреля 1781 г. сообщалось о том, что «чах- керинский владелец Алихан Нурмаматов, доносил о том, что из подвластных ему чеченцев, насчитывающих в Чахкеринской деревне около двухсот дворов, не подчиняются владельцу: «некоторые по легкомыслию своему, смотря на другие народы, сообщаясь с бездельническими людьми, к российской стороне до сего времени делают шалости» Вскоре этот князь со своими сторонниками переселился на левый берег Сунжи в район Амерханов брод. Другие чеченские владельцы Казбулат Топлинский и Алибек Батырханов в 1784 г. также обратились к царским властям с просьбой разрешить им переселиться вместе с подвластными людьми на плоскостные земли по Тереку, «где бы они были бы под ближней защитой российского начальства»⁹.

Царские власти, безусловно, охотно шли навстречу желаниям местных владельцев. В своем рапорте по этому поводу генерал Текелли указывает, что «лучшие способы удалить всех их, непокорных (горцев. – Ш.А.), от реки Сунжи – водворить против Моздоцкого казачьего полку». И далее в том же рапорте читаем: «…как между Сунжою и Тереком Девлетгиреевская деревня владельца Бамата, не заменяющая нам ничем, но делающая вред связью со всеми деревнями чеченскими, то предписал сию уговорить ласковостью и также переселить к Тереку, хотя ниже Моздокского полку, надеясь по тому, что много зла прекратится».

Часто случалось и так, что рядовые крестьянские массы становились жертвами всевозможных споров и тяжб между чеченскими князьями и владельцами из-за торгово-экономических выгод. Даже собственно чеченские владельцы жаловались в письме к кизлярскому коменданту от 9 апреля 1763 г. на то, что князь Девлет-Гирей «…через дорогу в урочище, называемое Келзе- ли их не допустил и от кунаков наших купцов с каждой лошади требует по 20 коп, а ездить нам через Червленский городок не допустил…»¹⁰.

Выдвигая свои укрепления и посты дальше по Тереку (между Червлен- ной и Моздоком, а от Моздока на запад по территории Кабарды) царская администрация в 60-70-х гг. создала сплошную Кавказскую военную линию. Тем самым горцы Чечни и Кабарды были отрезаны от степных пастбищ за Тереком и по его берегам, которыми они пользовались в зимнее и весеннее время. Также они потеряли возможность передвигаться по очень удобным аробным степным торговым путям (от Каспия до Азова и Черного моря)¹¹.

Однако первые по времени крупные и организованные крестьянские выступления в Чечне в XVIII в. (1708 г.) вспыхнули под воздействием событий, разразившихся в самой Российской империи. В то время, как едва закончилось Астраханское восстание городских и крестьянских масс (1705-1707 гг.), началось мощное народное движение на Дону в Слободской Украине и в Поволжье (1707-1708 гг.) под руководством Кондратия Булавина.

Следует отметить, что в это же время в Поволжье и Приуралье прокатилась волна восстаний башкир, марийцев, татар и чувашей, которые участвовали в народном движении 1707-1708 гг. Самым значительным из них было восстание башкир, которое длилось с 1705 до 1711 гг. Несмотря на участие в нем отдельных феодалов-сепаратистов, оно объективно было борьбой башкирского народа против колонизаторской политики царизма и, резкого роста налогового гнета¹². Характеризуя типичную для начала XVIII в. политику царизма и в связи с этим обстановку на окраинах России среди различных народностей, дореволюционный историк В.А. Потто писал: «Происшествия в пограничных областях, беспорядки во внутреннем управлении, подкупность и взяточничество воевод, позволявших себе большие злоупотребления, – все это было явлением далеко не новым»¹³.

Выражения недовольства значительно усилились, как о том повествует документ начала XVIII в., с приходом к горским народам, проживавшим в это время близ города Терки, участника башкирского восстания в 1707-1708 гг. уфимского феодала-чингизида Мурата Кучукова. В одном из донесений астраханского воеводы П.М. Апраксина царю Петру Алексеевичу от 20 марта 1708 г. говорится: «…В прошлом 1707 г. уфимский башкирец, который назвал себя салтаном, был в Цареграде и в Крыму о башкирской измене и прибежав с Кубани, явился в горских народах, которые близ Терека, называются чеченцы, мичкизы (кумыкское название чеченцев, живущие по р. Мичик. – Ш.А.), аксайцы; и те народы прельстя, называя себя прямым башкирским салтаном и проклятова их закона басурманского святым, учинился над ними владельцем…»¹⁴.

За короткое время руководитель восставших Мурат Кучуков собрал вокруг себя 1600 вооруженных людей. Интересно заметить, что в лагерь повстанцев стекались даже кочевые племена вместе с их баями, мурзами, султанами и другими владельцами, недовольные действиями терских воевод и их администрацией. Его поддержал также чеченский бей Амир-Хамза (видимо, старший князь Чеченского княжества) и ряд кумыкских князей и ногайских предводителей, по своим причинам недовольных царскими воеводами и политикой Петра Первого, поддерживавшего их соперников кабардинских князей¹⁵.

Известно, что два терских окочанина – чеченцы (имена которых, к сожалению, не называет документ) и беглый черкасский уздень по имени Лузан, которые ездили из г. Терки в Чечню для продажи рыбы, подробно ознакомили Мурата и восставших с расположением ставки военно-административных властей города Терки, обстановкой внутри крепости и ее обороноспособностью. ^16.

12 февраля 1708 г. под покровом ночи восставшие незаметным образом проникли через проломы в стенах в город, состоявший из деревянных и земляных строений. Первое сражение с царскими войсками закончилось победой восставших. Восставшими было сожжено много строений и укреплений терской администрации; много было убитых, раненых и взятых в плен; восставшие захватили в городе 7 медных и 3 чугунные пушки17.

После этого сражения остатки русских сил сумели укрепиться в цитадели, где в спешном порядке дополнительно укрепили боевые позиции. Терский воевода Р. Вельяминов перетащил сюда даже некоторые пушки с городских стен. После этого повстанцы, несмотря на их частые атаки, в дальнейшем не смогли овладеть крепостью и взяли ее в осаду плотным кольцом. Вскоре горцы, посовещавшись, 26 февраля «учинили над городом со всех сторон приступ крепкий…». Это произошло, видимо, до того, как астраханский воевода Апраксин успел послать в Терки военную помощь¹⁸.

Подробности данного сражения под цитаделью Терки документы нам не сообщают. Известно только, что предводитель Мурат Кучуков был ранен и схвачен в плен прямо в окопах, после чего горцы отошли от города. И немудрено: сюда приближались срочно посланные астраханским воеводой П.М. Апраксиным крупные военные силы, а с другой стороны – калмыцкий Аюка-хан (союзник Петра) прислал своего внука с восьмитысячным отрядом калмыков, которые разблокировали Терки. Плененный Мурат Кучюков был доставлен в Казань, где по личному распоряжению царя был повешен на крюке¹⁹.

Безусловно, борьба северокавказских народов за город Терки в 1708 г. имела в своей основе те же общие причины, цели и задачи, что и восстания башкир, марийцев, татар, чувашей, Кондратия Булавина в 1707-1708 гг., и явилась прямым отголоском выступления народов Поволжья и Дона²⁰.

В 1722 г., когда огромные силы Российской империи двинулись на юг в Персидский поход для овладения Каспийским бассейном и Восточным Кавказом, чеченские и эндирейские владельцы и их подвластные отказались присягнуть в покорности представителям Петра Первого. Решившие обороняться чеченцы и эндирейцы ждали подхода карательных войск царской администрации и соответственно готовились к обороне: жители Эндери, где насчитывалось тогда до 3 тысяч дворов (это был по существу ремесленноторговый центр – настоящий город), и соседних чеченских (ауховских) сел отослали семьи и имущество свое в горы, а в самом Эндери сделали засеки по улицам и окрестным проходам²¹.

Военные действия начались в июле 1722 г. Для усмирения «непокорных» был послан конный корпус под командой бригадира Ветерани, которому было предписано: атаковать и захватить Андреевскую (Эндерийскую) деревню. Когда 23 июля 1722 г. царский отряд (три драгунских полка численностью до 2 тыс. человек и казаков) во главе с генералом Ветерани, пройдя прямым путем от г. Терки к р. Сулак, вошел в ущелье и приблизился к Эндери, в это время одновременно с высоких круч и из леса его встретили выстрелами вооруженные горцы, число которых, по сообщению источников, достигало от 5 до 6 тыс. человек²².

Застигнутые врасплох царские войска были в панике и не смогли оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления наступавшим горцам. Единственно подполковник Наумов, пока солдаты сдерживали натиск горцев, во главе своего отряда драгун прорвался к пустому селению и поджег его. Пламя быстро распространилось, охватив все Эндери, что ослабило натиск на основные русские силы. Погибло 80 драгун и сотни солдат были ранены²³.

4 августа 1722 г. по указу самого царя Петра Алексеевича, огорченного неудачей под Эндиреем, повторно была совершена карательная экспедиция против восставших чеченцев и эндиреевцев. «В состав военной экспедиции входили регулярные части и отряд калмыков, посланный Аюка-ханом по просьбе царя в количестве 3730 чел.», которые буквально разорили горцев.

На этот раз горцы вынуждены были согласиться «дать присягу», причем надо отметить, что восставшие чеченцы (вероятно, ауховцы) впервые принесли самостоятельную присягу, помимо той, что принесли эндирейские князья²⁴.

После этих экспедиций, указывает Г. А. Ткачев, калмыцкие отряды неоднократно посылались против жителей Аксая и на Качкалык (Чечня), а также в горы Дагестана. С 1722 г. укрепления царской администрации (редуты) на Тереке и Сулаке и прилежащие к ним гребенские станицы находились под охраной калмыцких сил. Такая практика продолжалась также и при генерале де Медеме (60-70-е гг. XVIII вв.)²⁵.

Через 10 лет, в 1732 г., в крепость Святого Креста на Сулаке поступили сведения о сборе больших горских сил (до 10-15 тыс. всадников) близ Чечен- Аула под религиозными лозунгами. Возможно, в крепость приехал сам старший чеченский князь Казбулат (хотя некоторые другие чеченские князья, как оказалось, не были склонны его поддержать). В целях разведки и нанесения при необходимости удара в Чечню был послан генерал Дуглас с отрядом в 1200 солдат пехоты и 500 казаков. Однако оказалось, что «собрание» горских войск на тот момент уже разошлось. Тогда генерал Дуглас, достигший Эн- дирея, ограничился тем, что послал в Чечен-Аул отряд под командованием полковника Коха, состоявший из 300 солдат-драгун и 200 казаков. Полковник Кох лесными путями, скрытно, 7 июля вступил в Чечен-Аул, полностью сжег его и стал спешно отходить назад. Но при отступлении его отряд был окружен в лесах восставшими чеченцами и в произошедшем бою было убито 125 и ранено 75 солдат²⁶.

Здесь уместно сообщить, что горцами в этом сражении был убит и местный князь Казбулат, который как раз и вел отряд царских войск во главе с Дугласом, а затем и Кохом в селение Чечен-Аул для подавления выступления горцев, вероятно, направленного и против него лично²⁷.

Как известно, до выступления шейха Мансура в Чечне вооруженные выступления крестьян не превращались во всеобщее антифеодальное восстание – крестьянскую войну. Но восстание 1757-1758 гг., охватившее в той или иной мере практически всю равнинную Чечню и некоторые горные общества Чечни и Дагестана, имело все черты массового движения.

Русский историк и бывший кавказский чиновник П.Г. Бутков пишет следующее: «в 1757 году чеченцы вышли из должного повиновения своим владельцам и совсем оказались противными российской стороне». Жители селений Чечни и «Горячевских» (качкалыковских) аулов в том же 1757 г. «изгнали» своих владельцев, указывает он далее²⁸. Говоря о движении горцев 1757-1758 гг., современный исследователь Ахмадов Я.З. отмечает, что характер его определяется прежде всего антифеодальной направленностью, хотя вместе с тем он трактует его и как антиколониальное. Единственно историк Ф.В. Тотоев посчитал, что «события 1757 г. были не феодальной борьбой, а ранним антиколониальным выступлением, в котором принимали участие и чеченские владельцы, чьи интересы были ущемлены наметившимися в 50-е гг. XVIII в. изменениями.. ,»²⁹.

На антиколониальную сторону этого восстания проливают свет и официальные документы, исходящие из Государственной Коллегии иностранных дел России: «.. .весь чеченский народ приходил в движение, что нужно было усмирить оной движением войска» и «генерал-майор Фрауендорф ходил на… чеченцев в числе 2196 человек… войска, …в сем походе …побито чеченцев 200 человек… жилища их, которые ими пред тем были уже оставлены, выжжены, и посеянные ими при оных хлебы вытоптаны, также и в добычу получено много скота и прочего»³⁰.

1 мая 1757 г. стало известно, что «чеченцы с протчими дальних гор народами собравшись намерение имеют подступить в построенный при Червленских теплых водах редут (на правом берегу Терека)». Оправдываясь перед кизлярским комендантом и говоря о непричастности местных владельцев к подстрекательству к нападению на казачьи станицы и редуты подвластных им горцев, чеченский владелец Алибек Казбулатов, брагунский уздень Эй- кадар и брагу некая владелица Кичибике писали, что «…чеченцы владельцам своим состоят в непослушании и чинить противности замышляют…, явно от подданства ее Императорского Величества отложились и от владельцев своих отстали и ни в чем их не слушают…». В рапорте кизлярского коменданта генерала Фрауендорфа указывалось, что «чеченские владельцы все единственно по непослушанию оных злодеев чеченцев бессилием своим отговариваются и беспрестанно просят оных чеченцев наказать…»³¹.

Новым поводом для всеобщего недовольства горцев послужило также задержание в начале 1757 г. «знатного и сильного узденя» чеченского владельца Расланбека Айдемирова – Шабая Ахлова за «непослушание чеченцев». Шабай оказался серьезной политической фигурой: при нем были обнаружены «писаные от него, Шабая, к горскому народу возмутительные к воровству (в данном случае к восстанию. – Ш.А.) письма». Сам же Шабай Ахлов, считался формально узденем чеченского владельца Расланбека Айдемирова, но, как считали в Кизляре, «он владельца по великому его родству не слушает…». Действительно, брат Шабая Бекей (не без помощи родственников) развернул в Чечне бурную военно-политическую деятельность³².

Опасения царской администрации по поводу того, что вместе с восставшими чеченцами могут подняться и «другие горские народы» и, таким образом, реальна опасность «общего возмущения», стали еще более усугубляться после перехода восставших горцев к более активным действиям. Осенью 1757 г. восставшие чеченцы вновь совершили нападения «на казачьи городки и разорили не только многие жилища, но и тамошние редуты и другие укрепления…»³³.

В официальных же кругах Санкт-Петербурга с целью предупреждения всеобщего восстания горцев решено было направить в Чечню экспедицию царских войск во главе с комендантом кизлярской крепости генерал-майором фон Фрауендорфом. Данная экспедиция состоялась весной-летом 1758 г. и длилась несколько месяцев. В экспедицию решено было пригласить калмыцкие войска, а также кабардинских князей, так как последние, как указывают документы, «по причиняемым им от чеченцев обидам о том просят и охоту имеют» ³⁴.

Кроме того, к участию в походе были привлечены кумыкские князья, бра- гунский владелец и даже язычники ингуши и карабулаки (страдавшие от набегов своих чеченских соседей, требовавших принять ислам). В экспедиции против восставших горцев участвовали также казачьи войска – Гребенское и Терское семейное, Кизлярская нерегулярная команда князя Эльмурзы Черкасского, грузинский и армянский эскадроны, калмыцкие отряды под начальством Яндыка и Ерембия и не менее 500 человек пехоты от двух гарнизонных полков с полковыми пушками. Всего же численность корпуса достигла 6 тыс. человек. Восставшие могли на тот раз выставить на поле боя до двух тысяч воинов. К восставшим горцам присоединились «чебуклинцы, чубутцы, андийцы и отовсюду мичкизцы; из Аксайской деревни и Исти-су, из Гикеху и Ерки, а также живущие вверх по Сунже горцы и подвластные Андреевским владетелям жители селений Аух…». К Чечен-Аулу шли горцы из «гребенчи- ковцев, шалинцев… и с Качкалык… гунбетцев, андийцев, нохчамахкинцов, голонданцов…». Из Дагестана, кроме андийцев и гумбетовцев-аварцев, прибыли также эндирийские и аксайские кумыки³⁵.

Хотя в целом экспедиция длилась в течение нескольких месяцев, собственно военные действия ограничились одним сражением царских войск с восставшими горцами, произошедшим 24 апреля 1758 г. Войска генерал- майора Фрауендорфа устремились через р. Сунжа, подожгли деревню Новые Чечни и, овладев ущельем Хан-Кала, вышли на Чеченскую равнину. Жители аулов, в основном женщины и дети, успели уйти в горы, угнав с собой скот. Мужское население, видимо, осталось защищаться. Согласно сведениям, сообщенным генералом фон Фрауендорфом, потери со стороны горцев в этом сражении составили якобы 120 человек. Есть сведения, что сохраняя внешнюю лояльность к «подданым», отдельные чеченские владельцы и старшины Алдынского других селений оказывали содействие царским властям во время экспедиции в Чечню³⁶.

2 июня 1758 г. русские войска вернулись обратно в Кизляр. В своем донесении на имя государя в Петербург генерал Фрауендорф не без сожаления признал, что восставшие горцы «в покорение не пришли»³⁷.

В 1760 г. произошло нападение «горской партии» на новое жилище Девлет-Гирея Черкасского близ берега Терека, приведшее к бегству последнего на некоторое время в Кизляр. В 70-е гг. XVIII в. чеченцы не раз доказывали своим владельцам нежелание терпеть их управление. В 1770 г. генерал-майор де Медем, назначенный в 1769 г. командующим войсками на Кавказской линии, дважды ходил «наказывать» восставших чеченцев, которые «никак своего буйства не оставляли»³⁸.

В 1774 г. чеченцы вновь восстали как против своих феодалов, так и политики кавказских властей. Генерал-поручик Якоби, назначенный в это время инспектором Кавказской линии, жестоко подавил восстание горцев. То же самое повторилось и в 1783 г. при командующем войсками на Кавказе генерал- поручике П.С. Потемкине. Так, для расправы над восставшими чеченцами и ингушами в 1783 г. были посланы различные военные отряды. Против сел. Атаги выступил полковник Кек, имея в своем распоряжении три батальона пехоты, 12 орудий, 2 эскадрона легионеров и 1150 линейных казаков. В Ингушетию был направлен майор Рик с батальоном пехоты, эскадроном драгун и сотней казаков. У Ханкальского ущелья произошло большое сражение между войсками Кека и восставшими, длившееся более трех часов. Горцы потерпели поражение и понесли при этом, как сообщают царские источники, большие потери: было много убитых и раненых, два человека взяты в плен³⁹.

В конце сентября 1783 г. генерал-поручик П.С. Потемкин снарядил в Чечню дополнительные силы для «наказания» тех же восставших атагинцев и жителей близлежащих плоскостных сел, которые упорно не желали покориться царским властям и давать им аманатов (заложников). Также генералу Самойлову И.В., находившемуся тогда со своим отрядом в Малой Кабарде, приказано было выступить против восставших горцев с. Атаги через жилища западных чеченцев-карабулаков. 3 октября генерал П.С. Потемкин перешел р. Сунжа и остановился у Ханкальского ущелья, ожидая подхода отряда Самойлова. Однако отряд Самойлова, выдержавший жестокие бои с карабу- лаками при движении на восток, был встречен отчаянным сопротивлением жителей большого Гехинского общества. Вскоре Самойлов овладел с. Гехи и сжег его. 5 октября отряд генерала Самойлова подошел к с. Атаги. Тогда генерал П.С. Потемкин решил атаковать горцев в самом ущелье Хан-Кала и 6 октября были введены в ущелье 2 батальона пехоты под командованием полковника Пиери. Сражение длилось 12 часов. Вскоре восставшие горцы отступили от ущелья. Согласно официальным источникам, восставшие понесли здесь ощутимые потери, было много убитых, «непокорные» был вынуждены смириться и выдать аманатов⁴⁰.

Как бы то ни было к середине 80-х гг. XVIII в. чеченские князья, правившие в аулах правобережья Сунжи и по р. Аргун, покидают свои «уделы» и переселяются на притеречные земли, где основывают новые аулы на правах первопоселенцев, которым все последующие были обязаны ясаком и отработками как владельцам земли. Некоторые авторы относили это событие прямо к 1783 г., утверждая, что «владельцы на этот раз окончательно были изгнаны»⁴¹.

Действия царских генералов против восставших и невосставших горцев принимают еще более зловещий характер после начала широкого антифеодального и антиколониального движения горцев Чечни и Северного Кавказа под предводительством шейха Мансура в 1785-1791 гг. Выдержки из донесений сообщают о жестоком обращении царских офицеров с горцами. Так, чеченцы-качкалыковцы в силу может быть своего географического положения, как и их соседи – равнинные кумыки, принимали отнюдь не самое активное участие в антифеодальных и антиколониальных выступлениях основной массы чеченцев. Но для царских генералов они являлись легкодоступной добычей, потому их и грабили в первую очередь. «Жители, оставляя свои дома, говорится в донесении генерал-поручика П.С. Потемкина на имя князя Г. А. Потемкина, – выбрались с женами, детьми и имуществом в леса и за ними лежащие ущелья, и для того не почел я полезным разорить пустые дома, а хотел притеснить их самой стужею и отнятием у них снедения (припасов. Ш.А.)». На следующий день, 17 января 1787 г., войсками у тех же качкалы- ковских чеченцев было отбито около двух тысяч овец. В происшедшей между качкалыковцами и грабителями в мундирах стычке было убито до двадцати качкалыковцев, в числе которых был и их предводитель Ибба-мулла. 19 января 1787 г. полковник Ребиндер с гренадерским батальоном совершил очередной набег против кумыкских, аксаевских, андреевских, черкеевских аулов на Кумыкской плоскости. Было убито около 80 человек и взято в плен 4 человека, захвачено в качестве добычи 800 баранов и 30 голов крупного рогатого скота, которые тут же были розданы войскам⁴².

Это была типичная политика, направленная (и совершенно напрасно) на усиление страха. Но страха не было: «Единственная слабость Чечни в тот период, – указывает Ф. Серов, – состояла в неорганизованности, отсутствии скрепляющего, побуждающего начала»⁴³. Отдельные вооруженные выступления крестьян-горцев не превращались во всеобщее восстание. Некоторые общества сохраняли свою былую вольность и не испытывали феодального гнета, хотя имущественная и социальная дифференциация их также задела⁴⁴. Слабость политического единства страны не только мешало сплочению горцев и координации их усилий во время восстаний, но давало возможность царским властям разбивать повстанческие очаги поодиночке.

Со второй половины XVIII в. царизм предпринимает самые серьезные шаги для укрепления своих позиций на Северном Кавказе с целью административно-политического контроля над горскими народами. С основанием крепости Моздок в 1762-1763 г. и водворением по Тереку новых станиц по направлению к старой Червленской станице русское командование приступило к сооружению сплошной Кавказской военной линии до Азовского и Черного морей. Причем новые крепости: Екатериноградская (на р. Малка), Павловская (на р. Кура), Марьинская (на р. Золка), Георгиевская (на р. Подкумок) и Александровская (на р. Томузловка) выдвинулись прямо в земли Кабарды. Об этом указывал в своем докладе императрице Екатерине II генерал-губернатор, князь Г.А. Потемкин: «Оная Линия… отделит разного звания горских народов… от тех мест коими нашим подданным пользоваться следует, положением же мест своих подает способ учредить виноградные, шелковые и бумажные заводы, размножить скотоводство, табуны, сады и хлебопашество. .. Сверх того открывает способ войти в тамошние горы и жилище осетинское и со временем пользоваться их рудами и минералами.. ,»⁴⁵.

Колонизационная политика царизма в крае неизбежно должна была привести к вытеснению местных народов с равнины. Как известно, колонизация земель на территории Северного Кавказа проходила в основном двумя путями: прикрыто – «мирным» и открыто – военным. Они были между собой связаны и шли параллельно, дополняя друг друга. Однако в обоих случаях формы и методы действия были военно-феодальными, колонизаторскими, и «местные народы», безусловно, «при этом попадали под самодержавную власть русского царизма, испытывая на себе его деспотический колониальнонациональный режим». Не случайно с 80-х гг. XVIII в. и до 1804 г. царизмом было роздано помещикам (с условием заселения поместий крестьянами) в предкавказском районе (Ставрополье) 623306 десятин земли⁴⁶.

В 1783 г. правый флаг Азово-Моздокской Линии был выдвинут от устья Дона к устью Кубани, после чего цепь укреплений, протянувшаяся от Каспийского до Черного морей, стала именоваться Кавказской Линией. Военным властям было отдано распоряжение об оставлении на местах отставных солдат кавказских войск для жительства на Линии, причем поселянам велено было обеспечить здесь условия жительства, выдавая из казны пособия в размере 20 руб. Казенные поселяне, перешедшие сюда из внутренней России, также получали земли и пособия. С 1784 г. на Кавказской Линии стали образовываться и деревни крепостников князей А. А. Вяземского и А. А. Без- бордко, графа А.Р. Воронцова и др., получивших здесь десятки тысяч десятин земли⁴⁷.

Таким образом, изучение обстановки, которая складывалась на Кавказе в конце XVIII в., дает возможность понять, каким образом антифеодальные крестьянские выступления горских народов сливались в общее русло борьбы против военно-колонизаторского наступления царизма. Антиколониальная направленность движения вызывалась, естественно, возведением крепостей на землях горцев, устройством казачьих станиц, раздачей земель горцев царским сановникам, насильственным сгоном местных жителей на строительство дорог и крепостей, грубым вмешательством во внутреннюю жизнь горцев и т.д.⁴⁸

Если во второй половине XVIII в. (1765 г.) правительством были отменены всякие пошлины с кабардинских и некоторых кумыкских жителей при покупке ими товаров и продаже своих изделий и скота в Кизляре, то такая свобода на торговлю не распространялась на чеченцев. Но в целом и кумыки страдали от новых пошлин о чем говорят конкретные документы⁴⁹.

Чтобы избежать уплаты таможенных пошлин на продукты питания, чеченцы не подпавшие под освобождение от пошлин, везли свои товары в Ка- барду, а оттуда – по правой стороне р. Терек – в Кизляр. Привозимые в Кизляр товары народов Северного Кавказа составляли, как правило, жизненно значимые продукты и изделия ремесла⁵⁰. Но власти ревниво защищали свою торговую монополию в Кизляре.

Известно, что гребенские и другие казаки издавна закупали в Чечне арбы и колеса к ним. Однако высокие пошлины вызывали у чеченцев недовольство и они обратились в Военную коллегию с просьбой об отмене таможенных сборов. Дело было передано в Сенат, который ответил казакам жестким отказом на все эти просьбы⁵¹.

В целом «экономические» мероприятия царских властей (таможенные пошлины, меновые дворы и всякие другие запреты) сдерживали развитие горско-русской торговли, вызывали в ряде случаев открытое недовольство народа, особенно тогда, когда дело касалось ограничения торговли солью, металлами, тканями и другими жизненно важными товарами. Все это, безусловно, играло определенную роль и в обострении отношений горцев с царскими властями.

• 2. Начало политической деятельности шейха и имама Мансура

В марте 1785 г. на территории Чечни вспыхнуло мощное народно- освободительное восстание горцев, которое впервые охватило весь Северный Кавказ. За короткое время оказались затронутыми почти все соседние с Чечней районы: Северный Дагестан (Кумыкия), частью Нагорный Дагестан, Кабарда, Черкесия, Адыгея. Во главе движения стал выходец из рядовой узденской крестьянской семьи, чеченец из селения Алды по имени Ушурма.

Среди широких народных масс Кавказа, как и в документальных источниках и литературе, руководитель народно-освободительного движения на Северном Кавказе в 1785-1791 гг. Ушурма более известен как шейх Мансур. Его также называли «Алдара имам» («алдынский имам»), Мансур принадлежал к роду (тайп) Элистанжхо, имевшему квартал в сел. Алды. Биографические сведения об Ушурме довольно скудны и противоречивы. По свидетельству дореволюционного академика Н.Ф. Дубровина, «действительное имя его было Учерман, переделанное нами (русскими. – Ш.А.) сначала в Ушурму, а потом в Мансура. Впоследствии и сам Ушурма называл себя этим именем». Известно, что свою деятельность Ушурма начал весной 1785 г. и на момент выступления Ушурме было 26 лет, из чего следует, что Ушурма родился в 1760 г. Кстати, и сам Ушурма в своих показаниях, данных 28 июля 1791 г. обер-секретарю Тайной экспедиции Шешковскому, сообщил, что ему более тридцати лет⁵².

В отличие от даты рождения, сведения о месте рождения и социальном происхождении Ушурмы довольно единодушны. Родился он в чеченском ауле Алды в обычной крестьянской семье. Его родители давно переехали в сел. Алды из Ичкерии (Нохч-Мохк). У Ушурмы имелись братья Таити и Тычай, которые были еще живы в момент его пленения. Их родовое село Элистанжи находилось в Ичкерии (Восточная Чечня) в 10 верстах от будущей крепости Ведено. По местным обычаям и традициям Ушурма с ранних лет стал изучать арабский язык и Коран. Еорцы не считали изучение арабского языка легким делом, но Ушурма показал себя щедро одаренным от природы мальчиком.

С самых ранних лет Ушурме пришлось испытать нужду и тяжелый труд. Будучи сыном бедных и простых родителей, он не мог получить основательного исламского образования и в детстве пас домашний скот. Немного возмужав, он, по его словам, «упражнялся в земледелии». Но ни пастушество, ни тяжелый крестьянский труд не вывели Ушурму из бедности. Поэтому ему были близки и понятны заботы и чаяния простого горского крестьянства. Впоследствии, став признанным вождем горских масс, Ушурма отличался удивительным бескорыстием, раздавая бедноте тот скот и подарки, с которыми прибывали к нему со всех сторон многочисленные последователи. Неудивительно поэтому, что и в момент пленения имам Мансур был таким же бедняком, как и перед восстанием. «Я беден, – говорил он в своих показаниях Тайной экспедиции, – все мое имение состоит из двух лошадей, двух быков и одной хижины». Сам Ушурма в показаниях Тайной экспедиции говорил о том, что он женат и имеет трех детей: «Есть у него и жена по имени Чачи, сыну Яса – восемь лет, а двум дочерям Рагмет и Намет (чеч. «Ни1мат») – четыре и один год»⁵³.

Говоря о внешности Мансура, следует отметить, что, по свидетельству имама Шамиля, «он был очень красив» и имел при этом «мужественную, увлекательную наружность» и, несмотря на то, что «совершенно не знал грамоты», все же «владел необыкновенным даром слова». Кроме того, по свидетельству того же Шамиля, Мансур был «так высок ростом, что в толпе стоящих людей казался сидящим верхом на лошади». Алдынский имам, даже по словам царских историков, являлся незаурядной личностью и резко выделялся среди своих односельчан. «Одаренный природой гибким и проницательным умом» и «сильной волей», он являлся прекрасным психологом и умел внушать глубокое доверие окружающим⁵⁴.

В начале своей деятельности Мансур жил замкнуто, уединенно. «Под строением его сделана землянка весьма крепкая, где он ночует, караул его из его родственников, есть ему дает жена его и ни с чьих рук не берет пить, кроме оной». Одевался Мансур первоначально весьма необычно, выходил в народ в поражающем фантазию простых горцев костюме и с маской на лице, чем производил сильное впечатление. Алдынские старшины сообщали царским властям, что «в деревне оказался какой-то человек, оделся в разноцветное платье такое, что на свете никогда не видали»⁵⁵.

Прежде чем остановиться на рассмотрении религиозных и социальных мотивов, которые в тогдашних условиях должны были принести авторитет Мансуру среди горских масс и выдвинуть его в качестве имама и предводителя начавшегося народно-освободительного движения горцев, следует кратко остановиться на вопросах степени распространения и проникновения ислама в Чечне.

Период поэтапного возвращения чеченцев на равнинные земли, продолжавшийся с XV по XVIII в., завершается также полной исламизацией равнинной зоны Чечни. В горных обществах ислам распространялся гораздо медленнее и с большими трудностями, но и здесь положение было далеко не одинаковым. Если в соседних с Дагестаном районах Чечни (Ичкерия, Шарой, Чеберлой) мусульманство появилось сравнительно давно (но не ранее XVI-XVII вв.), то в других местах ислам начинает распространяться только с середины XVII – начале XVIII в. Согласно имеющимся историческим сведениям, некоторые жители горных Шибутских (Шубутских) поселений уже в 1647 г. давали «шерть» (присягу. – Ш.А.) на Коране, но здесь еще сохранялись и язычники. Жители Галанчожского ущелья, а также майстинцы, малхистинцы-галашевцы в конце XVIII в. еще оставались большей частью язычниками, карабулаки только начали принимать ислам⁵⁶.

Сама логика событий в истории Чечни, связанной с историческим вызовом – наступлением Российской империи, неумолимо вела горцев к объединению под единой идеологической оболочкой – ислам. Но по признанию самих официальных дореволюционных историков, «религиозный фанатизм был возбужден и у них (чеченцев. – Ш.А.) лишь в 1785 г., когда чеченец по имени Ушурма, прозванный за его ученость и святость жизни шейхом Мансуром, сумел соединить национальную борьбу с религиозной». Таким образом, если раньше «зачастую только правящие классы были мусульманами, а крестьянская же масса оставалась в идолопоклонстве», то нужна была царская угроза, чтобы горцы Кавказа освоили действительное «мусульманское сознание»⁵⁷.

В своих показаниях при допросе в Тайной экспедиции Мансур сообщил, что не только простой народ, но и духовенство одобрительно относилось к его нравоучениям и наставлениям и даже прониклось к нему уважением и стало называть его шейхом еще в 1783 г. Он рассказывал, что «слухи о его (имама. – Ш.А.) обращении к честной (духовной. – Ш.А.) жизни быстро распространились среди сородичей…». Во время уединенных «размышлений и очищений» у Мансура бывали «видения», в частности – в лице двух всадников, посланных якобы самим пророком Мухаммедом (да благословит его Аллах и приветствует), которые называли его имамом и призывали к религиозным проповедям среди горцев. В 1784 г. слухи о новоявленном шейхе выходят за пределы с. Алды, а в начале 1785 г. он начинает свои публичные проповеди, собирая толпы людей. По-видимому, с этого времени его уже окружали постоянно религиозные и почитаемые среди местных жителей кадии, муллы и хаджи. Правда, не все муллы его признавали и соглашались с его наставлениями (например, некий далекий табасаранский алим), но со временем противников становилось все меньше и меньше⁵⁸.

Безусловно, чтобы иметь осведомленность в основных догматах ислама, Мансуру необходимо было достаточное время и хорошие учителя. Отдельные муллы и хаджи вначале выступили в качестве учителей и наставников, а позже – сподвижников Мансура во всех его делах. Малограмотный Мансур сам не мог писать письма ни на арабском, ни на русском языках, вести переписку с местными владельцами и старшинами, с русскими властями и турецкими представителями и составлять многочисленные воззвания к различным горским народам Кавказа.

В своих показаниях на допросе в Тайной экспедиции чеченский уздень Этта Батырмурзин (шурин Мансура) сообщил, что самым почитаемым среди прочих мулл и Хаджиев и наиболее авторитетным наставником и соратником имама был Умар-Хаджи из селения Шали. Другими влиятельными советниками Мансура из местных мулл были Нагай-Мирза-хаджи, Бисултан-хаджи и Хамби-хаджи. Эти муллы больше других вели агитацию за признание его имамом⁵⁹.

Впервые с публичными проповедями Мансур выступил в начале марта 1785 г. у себя в деревне Алды. «До объявления шейхом, – сообщал 8 марта 1785 г. тайный агент Али-Солтан, побывавший в Алдах, – Мансур три ночи в доме молился богу, с плачем выговаривая своим родственникам, что по непостоянству чеченцев в рассуждении смертоубийств и грабительства погибают или осуждаются в будущем веке вечному мучению и что он (Мансур. – Ш.А.) по данной свыше власти может их от сего избавить и обратить к чистому признанию и примирению…». После мучительных двух суток «оный ших (Мансур. – Ш.А.) взошел на мечеть, созывал всех к богомолью, и как народ собрался великим количеством к мечети, то оный, не слезая с мечети, увещевал всех тута предстоящих, дабы они отстали от всех злых предприятий, и кто с кем имеет ссору и вражду, примирились бы, а равно вина и водки не пили, табаку не курили, подавали бы милостыню и наблюдали закон мохаме- тов». После чего продолжал далее Али-Солтан «разнесся повсюду слух, а по нем и собирается великое количество людей и всякий день приводят к нему скотину, которую раздает бедным, да и сам с родственниками из нее же питается. Из родственников его одного в давних годах убил горский житель, … но он, ших, принудил мать и всех родственников сие упустить и помириться, смотря на то, и другие тому последовали.. ,»⁶⁰.

История знает немало примеров, когда в момент обострения религиозного фанатизма стоящему во главе религиозного движения человеку приписывались всякие сверхъестественные способности и качества. Так и сторонники Ушурмы приписывали своему имаму способности творить чудеса. Мансур говорил, что он властью, данной ему богом, может уберечь своих соотечественников от пороков, наставить на путь истинного закона ислама и тем самым отвратить их от гнева божьего. Призывал оставить взаимные ссоры, убийства, кровомщение и прощать друг друга. «Именем Бога и его пророка Магомета упрашиваю вас, – говорил им Мансур, – послушайте меня, а если не исполните сии заповеди и не послушаете моих сказаний, то в скорости подвергнетесь гневу Божию». Рассказы о святой жизни Мансура, его предсказаниях и тому подобном быстро распространялись, видоизменялись и даже преувеличивались, и скоро про него стали рассказывать совсем необычайные вещи. Слава о Мансуре распространилась далеко за пределами Чечни, о нем стали говорить в Кабарде, на Кумыкской равнине, в горах Дагестана⁶¹.

При внимательном изучении проповедей Ушурмы, нетрудно убедиться в том, что он в сущности «…ничего нового к Корану не прибавил». Из религиозных проповедей имама выводились три основные направления его программы:

Возвращение к исламу чистому и аскетическому;

Борьба против адатов и введение убеждением или силой шариата;

«Священная война» (газават). Ведется сначала против соблюдающих адаты, затем против «неверных» (горцев-язычников) и, наконец, против «ке- рестан» (русских) – наступающих на мусульман Кавказа.

Такую последовательность в учении Мансура объяснить нетрудно. В первом пункте мы видим обычный для любого движения масс под религиозной оболочкой призыв к отказу от обыденной, грешной жизни и возвращению к чистым незапятнанным истокам религии. «Мансур звал к новому быту, построенному на принципах пуританской морали. В этом призыве к набожности, самообузданию чуются те же социальные мотивы, что и в проповеди западноевропейских пуритан эпохи первоначального накопления»⁶².

Однако для осуществления этого необходимо было объединить всех горцев, дать им единую религиозную и правовую систему. Различные адаты горских народов являлись одним из главных препятствий на пути к этой цели. «Наложив на страну трехдневный пост, – сообщает источник, – Мансур с приближенными своими мюридами стал навещать аулы, сопровождаемый пением зикра. Жители выходили к нему навстречу, каялись перед ним в грехах и обращались к тоба (покаянию), обязывались не делать дурных поступков, как-то: не красть, не спорить, не курить табаку, не пить крепких напитков, но усердно молиться богу, не пропуская назначенных для этого сроков. Народ признал Мансура своим устазом, то есть ходатаем перед богом; целовал полы его одежды и так увлекались религиозным настроением, что прощали друг другу долги, прекращали тяжбы и прощали даже самую кровь…»⁶³.

Серьезным препятствием на пути его учения являлись древние языческие верования. Борьба мусульманства с ними, начиная со средних веков вплоть до выступления Мансура, была очень упорной и не всегда успешной. В одной из первых своих проповедей имам призывал чеченцев «обычные же обряды не наблюдать, а быть так, как духовный закон учрежден»⁶⁴. В самом выражении «обычные же обряды не наблюдать…» легко усматривается, что немусульманская, языческая обрядность являлась тогда распространенной. Известно, что процесс смены религиозных взглядов людей был всегда очень долгим, сложным и болезненным.

В своих обращениях и воззваниях к мусульманскому народу Мансур не предлагал ничего необычного, но вместе с тем он требовал повиновения и полного подчинения его воли, как имама. «Я, раб божий, имам Мансур, обращается Ушурма к кабардинским хаджиям, – всем мусульманам свидетельствую мое почтение, с желанием навсегда Божией над вами милости и поспешного блага; но притом вам, мусульманам верующим во единого Бога и почитающим великого пророка Магомета, даю знать, что приходит уже последнее время и близко надобно оного ждать, будьте к вере прилежны и подобострастны, не сделайтесь законопреступниками, за доброе поведение получите воздаяние от Бога, а за ослушание – гнев и погибель»⁶⁵.

Добившись определенных успехов в распространении норм шариата и ислама в равнинных селах Чечни, Мансур намечает походы в горы, где еще целые чеченские общества оставались верными полуязыческим и полухри- стианским верованиям, – в земли карабулаков, ингушей и осетин. Говоря о походе Мансура в горные общества, небезынтересно привести по этому поводу выдержки из донесений царской агентуры: «Жители всех окружающих аул Алды деревень (чеченских. – Ш.А.) открыто готовятся к походу в горы для приведения всех тамошних жителей в магометанский закон». Сам же Мансур часто обращается в своих письмах и призывах к своим соотечественникам со словами: «Настало уже время ослабления беззаконий и торжества мусульман»⁶⁶.

Такова была роль той религиозной оболочки, использованной Мансуром для объединения горской массы, а не только для торжества правоверного ислама.

Достигнув определенного успеха в религиозных проповедях и завоевав среди рядовых горцев и отдельных владельцев, старшин и местного духовенства нужный авторитет и популярность, Ушурма объективно должен был перейти к каким-то решительным действиям, которые диктовались сложившейся обстановкой и требованиями народных масс.

В продолжение первой половины 1785 г. число сторонников Ушурмы постепенно увеличивалось. Выступив из чеченских масс, он быстро находит себе сторонников среди кумыков, а потом и среди кабардинцев, дагестанцев и других народов. Уже с этих пор в своих ранних религиозных проповедях, желая удовлетворить страсти возбужденных горцев, Мансур стал проповедовать необходимость войны с наступлением неверных, придавая ей значение богоугодного дела.

В своих откровениях перед жителями Алдынской деревни Ушурма, к примеру, говорил, что, как скоро он выедет «из двора (селения. – Ш.А.)», то к нему в это время соберется великое множество войска, с которым он сначала пойдет к карабулакам и ингушам, потом в Кабарду для «обращения их в магометанский закон», и, наконец, после этого в российские пределы для войны с христианами. При этом звучали уверения, что Аллах сделает мусульман неуязвимыми в битвах с неверными⁶⁷.

Окончательная уверенность горцев в святости Мансура наступила, когда произошло предсказанное еще в начале пророчеств землетрясение. С 12 на 13 февраля 1785 г. на Северном Кавказе произошло сильное землетрясение, которое ощущалось в Моздоке, Науре, Григориполисе, Екатеринограде, в Павловской, Мариинской и Георгиевской крепостях. В аулах и крепостях были обрушения. 4 марта 1785 г. землетрясение вновь повторилось. Эти два сильных землетрясения, охватившие значительное пространство, очень взволновали весь Северный Кавказ и создали среди горцев психологические условия, благоприятные для успеха дела первого имама.

Жители с. Алды в знак готовности прекратить кровную месть разрядили свои ружья, перестали курить табак, пить бузу, стали одеваться так, как одевался сам Мансур, и составили вокруг него особую стражу из пятидесяти человек. Из этого числа двадцать человек занимали караул у ворот, пятнадцать человек находились постоянно во дворе дома и пятнадцать в сенях. Кроме того, алдынцы постановили оберегать все пути сообщения, идущие со стороны России. 4 марта 1785 г. старшина деревни Куллары Кайтуко Баков сообщил, что, будучи в Алдынской деревне 3 марта 1785 г., им было замечено о приготовлениях жителей многих чеченских деревень идти в поход, для этого шьют они будто бы знамена и говорят, что пойдут с Мансуром «к Ингушам для обращения их в магометанство и для отыскания какого-то древнего Алкорана», якобы хранящегося у ингушей⁶⁸.

Между тем в секретном рапорте полковника Савельева на имя генерала Пеутлинга от 9 марта 1785 г. отмечалось, что «вчерашнего дня, то есть 8 марта 1785 г., собравшиеся за рекою Сунжею из разных горских деревень жители, числом до ста человек, хотели совершить нападение на укрепления русских за Тереком». Подполковник Матцен в это же время доносит генерал-майору Пеутлингу, что по дошедшим до него слухам восставшие чеченцы будто бы хотят напасть на крепость Владикавказ.

Посланный со специальным заданием в чеченскую «деревню Чертынто- гаевскую» (Чурт-Тог1и) для сбора сведений об Ушурме кизлярский житель тезик Нагишей Тенгизбиев донес, что Ушурма имеет намерение напасть на ближние Червленную и Шадринскую станицы и что тот «ших (Ушурма. – Ш.А.) обласкивает народ, который остается в несовершенном вероятии о нем, пока не предпримет он свой выезд. А владелец Топлинской деревни Казбулат, – сообщал далее Тенгизбиев, – хотя и старается всеми мерами удержать своих подвластных от суеверия Ушурмы, однако же те тайно уезжают к нему; письмо же, посланное от кизлярского коменданта к алдынским старшинам, якобы последние сожгли»⁶⁹.

Старшина Сактач из ингушской деревни Шолхи, объявил подполковнику Матцену, что у них ходят слухи, что «хотят чеченцы к ним в деревни приехать

и к оной же своей лживой присяге (к мусульманской вере. – Ш. А.) принудить, а если мы к оной не согласимся, то нас всех хотят разорить…». Из другой ингушской деревни Заурской, расположенной вблизи Владикавказа, в ночь на 8 марта 1785 г. бежали в горы жители 13 дворов, в числе которых их старшина Чегастук. Оставшиеся жители рассказали, что чеченцы хотят напасть на крепость Владикавказскую, отчего они боятся подвергнуться «наказанию» со стороны Мансура⁷⁰.

Отправленный в Чечню российский лазутчик по имени Адил доносил секунд-майору Жильцову, что, будучи в Алдынской деревне, видел он Ушур- му, который склонял к себе живущих здесь различных народов. «При шихе, – говорил Адил, – находится более тысячи человек…». Кроме жителей с. Алды, он видел горцев из Карабулака, Брагунов, Девлетгиреевской, из «кумыцких народов» присутствовали андреевцы и аксаевцы. Кроме того, на обратном своем пути Адил встретил едущих к Ушурме сыновей осетинского владельца Ахмата (Дударов) – Дударука и Арасланука. Ушурма по данным агента намерен был в июне идти на гребенские казачьи селения и Наурскую станицу⁷¹.

Видя, как социальная база Ушурмы с каждым днем все расширяется, а многие князья и владельцы Кабарды, Кумыкии и Дагестана серьезно заинтересовались действиями восставших и самой личностью Ушурмы, царские власти стали пропагандировать среди местных владельцев тезис о том, что Ушурма – это подосланный Турцией шпион. Так, в письме от 24 марта 1785 г. к аксаевским владельцам кизлярский комендант Вешняков указывал, что «имянующийся имамом есть никто иной, как только подставной плут, а управляющий им и приводящий людей в смутность, вкравшийся единственно со стороны турецкой шпион, … прошу подвластным своим утвердить сие точным образом, что в Алдынской деревне народ выходит на возмущение и бунт против России единственно по наущению сего шпиона»⁷².

Кроме торжественного объявления о походе против казачьих станиц и вообще к российским границам, в марте 1785 г. Ушурма решительно никаких действий не предпринимал. Откладывая свой поход с восставшими горцами с месяца на месяц, Ушурма, можно считать, наращивал социальную базу движения.

Между тем в Алдынскую деревню с каждым днем продолжало прибывать «весьма много народу». Алдынский мулла Али Исханов сообщил узденю Булатову, представителю аксаевских владельцев, что Ушурма приказывает прибывшим к нему горцам являться к общему сбору в апреле месяце. По пятницам якобы прибывает к Ушурме со всех горских селений по три и более тысячи человек. Все они выражают свою преданность имаму. Но к имаму приезжали ближние и дальние князья, например, владельцы кумыкские из Буйнакской деревни Рустамхан и Кебак Солтанмуратов и кабардинские владельцы Большой и Малой Кабарды⁷³.

• 3. Разгром Алдынской экспедиции царских войск

В целях подавления движения Мансура вооруженным путем царское командование на Кавказе подтянуло к крепости Кизляр Астраханский пехотный полк, до 4-х эскадронов драгун и батальон гренадер с орудиями, а на укрепление линии Моздок-Владикаказ генерал-поручик Леонтьев предписал перебросить к укреплению Григориполису Селенгинский полк.

Кроме того, под особый присмотр бралось все Кизлярское и даже Астраханское направление. Для того чтобы от восставших горцев и лично от Ушурмы к живущим в Кизляре и Астрахани мусульманским народам не мог быть подослан агитатор, было предписано иметь секретное, «прилежное примечание». Находящийся на заставе офицер был строго предупрежден, чтобы «никого в Астрахань от стороны Кизляра и тамошнего края без письменных видов (разрешения. – Ш.А.) не пропускать». Кроме того, все отправляющиеся в Астрахань жители горских деревень, а также жители Кизлярского округа должны были иметь при себе письменные разрешения на въезд с тем, чтобы «из сообщников сего обманщика (Ушурмы. – Ш.А.) в Астрахань никто пройти не мог». От горских аристократов требовали отказаться от поддержки Мансура под угрозой «высочайшему Ее Императорского Величества гневу».

Чрезвычайные меры предосторожности царского командования были вызваны тревожной ситуацией на границах с горскими народами. Генерал-поручик Леонтьев на имя генерал-поручика П.С. Потемкина от 22 марта 1785 г. донес: «Поскольку основное намерение Ушурмы, испытать свою удачу в казачьих станицах, то на случай отвращения мятежников приведены в боевую готовность Астраханский и Томский пехотные полки, и Кабардинский егерский батальон, да и в Григориполисе прибавлено 100 человек егерей. Между тем, здешние народы, ждут назначенного лжепророком времени…»⁷⁴.

Стремление Ушурмы соединить «всех горских народов в одно целое» на основе мусульманской религии – никак не могло быть оставлено без внимания начальством на Кавказской Линии. Согласно справке генерала П.С. Потемкина, «одни кумыки вместе с другими горскими народами, число которых невозможно определить, могли легко выставить до 5 тысяч вооруженных; Аксаевцы же совместно с топлинскими и андреевскими и прочими лезгинскими народами могли собрать до 2-х тысяч оружейных, чеченцы (плоскостные. – Ш.А.) – до 4-х тысяч вооруженных человек, кабардинцы – до 8 тысяч человек, кроме Малой Кабарды, рассеянной ныне по разным местам, но с присоединением последней общее число могло возрасти до 10 тысяч». Таким образом, общее число горских ополченцев могло достигнуть до 25 тысяч человек⁷⁵. Число же армейских регулярных войск, разбросанных на всей протяженности Кавказской Линии, не превышало 27 тысяч солдат.

«Повторяемые с Кавказа известия, – писал князь Г. А. Потемкин, о появившемся там лжепророке и народном от него волнении, как бы ни были темны и необосновательны, тем не менее требуют уважения …Не оказывая, впрочем, наружной заботы, – указывал далее князь Г. А. Потемкин ген.-поручику П.С. Потемкину, – которая может послужить к ободрению восставших горцев, прикажите стянуть некоторое число войск к реке Сунже, где находится главное сборище лжепророка. Единый страх, таковым движением произведенный, будет удобен к разогнанию сей сволочи …Страх наказания и надежда мести имеют в тех народах всегда сильное движение». П.С. Потемкин отправил во Владикавказ батальон пехоты для усиления здешнего гарнизона, а также приказал сосредоточить между Моздоком и Владикавказом довольно сильный по тем временам отряд генерал-майора Шемякина (в составе двух полков пехоты, батальона егерей, нескольких эскадронов драгун и полка уральских казаков). Шемякину предписано было выбрать позицию по своему усмотрению и действовать решительно, с тем, чтобы пресечь волнение горцев в самом его начале⁷⁶.

Также генерал-поручик П.С. Потемкин счел необходимым разослать к горским народам прокламацию, в которой просил их не верить новоявленному имаму и не следовать его учению: «К неудовольствию моему извещен я, что в пределах чеченского народа явился некто из бродяг, возмущающий лживым прельщением спокойствие народа. Называя себя пророком, коего лжи никто из разумных верить не может и не должен, привлекает ослепленных суеверов и обманывает их… сим предварительно повелеваю всемнародам отнюдь не верить лжепророчеству сего обманщика»⁷⁷.

Прокламация П.С. Потемкина от 2 апреля 1785 г., разосланная в Чечню и к кумыкам не принесла желаемых результатов. «С каждым часом усиливавшийся Мансур, – пишет Н.Ф. Дубровин, – стал проповедовать газават, или священную войну, и его учение, теряя мало-помалу чисто религиозный характер, обращалось в политическое стремление, весьма для нас опасное».

В связи с этим, для прекращения дальнейшего волнения горцев, производимого «в народе обманщиком» (Ушурмою), князем Г. А. Потемкиным через командующего войсками на Кавказе предписано было в июне 1785 г. создать на Тереке большое воинское соединение и направить во главе отряда «в самое сборище Ушурмы лично известного ему своими качествами полковника Пиери».

Полковник Пиери, который находился в составе боевого соединения генерала Шамякина должен был под покровом ночи быстрым движением проникнуть в стан восставших горцев – с. Алды, захватить Ушурму и доставить его в ставку царских властей. «Сим надежнее будет разрушение непозволен- ного скопища суеверов и испровержется лжепророчество», считал П.С. Потемкин. Для проведения этой секретной операции Пиери получил в придачу к Астраханского полку также солдат гренадеров Томского полка, егерей Кабардинского полка и несколько сотен человек конницы (включая сотню Терского казачьего войска) и артиллерию. В целях поддержания движения отряда Пиери, соединение генерал-майора Шемякина подошло вплотную к левобережью Сунжи к соседней с. Алды «Амирхановой деревне»⁷⁸.

По прибытии к р. Сунжа отряду Пиери предписано было с 6 на 7 июля, под покровом ночи, переправить за Сунжу Кабардинский егерский батальон, имея при себе проводников – капрала Ясноводского и старшину чеченской деревни Куллары Бакова. Царские войска должны были незаметно окружить село Алды, а затем проникнуть в деревню, атаковать дом Ушурмы. На подкрепление к Сунже к 7 июля выдвигались также силы бригадира Апраксина и казачий полк Савельева. В Алдынской экспедиции, возглавляемой полковником Пиери, принимал участие также полковник В.С. Томара, который с небольшим числом войск оставлен был и вагенбурге со стороны Амирхановой деревни для охраны переправы через Сунжу⁷⁹.

Царское командование возлагало большие надежды на полковника Пиери, наиболее отличавшегося среди прочих офицеров своей храбростью и энергичностью в прошлых экспедициях в Чечню (1783 г.), оно сделало на него основную ставку и видело в нем единственного и удачного руководителя, которого можно было поставить во главе Алдынской экспедиции.

6 июля 1785 г. в пятом часу утра отряд Пиери, не доходя до леса, который вплотную подступал к р. Сунжа, в двух верстах в вагенбурге оставил обоз и для его прикрытия 400 человек мушкетеров Астраханского полка с двумя пушками под командованием капитана Шуринова.

Однако в то время, когда отряд Пиери еще только подходил со стороны леса к р. Сунжа, он был замечен жителями Амирхановой деревни, расположенной в трех верстах вниз по р. Сунжа. Вскоре между отрядом Пиери и жителями Амирхановой деревни завязалась перестрелка. «…Началась перестрелка не только в вагенбурге, – доносил в своем рапорте генерал-поручику Леонтьеву полковник В.С. Томара от 6 июля 1785 г., – но и позади нас, близ дороги в лесу, которую прошли мы до переправы». Отстреливаясь от преследовавших их с разных сторон на всем пути следования от вагенбурга жителей Амирхановой деревни, отряд полковника Пиери в составе Кабардинского егерского батальона, двух гренадерских рот Астраханского пехотного полка, а также двух пушек со снарядами, оставив часть войск в вагенбурге, подошел к самой переправе через Сунжу. В отряде полковника Пиери находился в это время со своей командой и полковник В.С. Томара. По прибытии к переправе полковник Пиери приказал Кабардинскому егерскому батальону переправиться через Сунжу на правый берег. Затем переправился полковник Пиери с двумя пушками и гренадерскими ротами Астраханского пехотного полка. Гренадерские же роты Томского полка были оставлены на левой стороне для прикрытия переправы со стороны Амирхановой деревни. Пиери направился спешным шагом к с. Алды⁸⁰.

В то время, как с противоположного берега Сунжи горцы вели перестрелку с находящимися у переправы гребенскими казаками (человек до 100), команда полковника Томары, усилив стрельбу против натиска местных жителей, одновременно решила переправить под огнем на другую сторону еще 70 астраханских мушкетеров во главе с поручиком Копыловым. Поручик Копылов, перейдя на противоположный берег, стал освобождать переправу. После этого сюда было переправлено дополнительно 60 солдат Астраханского полка. Эти команды решено было послать на помощь вслед полковнику Пиери.

Между тем отряд Пиери с 2-мя пушками и гренадерами Астраханского полка, который первым ушел вперед и двигался лесом в сторону деревни, и вышел из лесу в полуверсте от селения Алды на ровную поляну. Между 10 и 11 часами утра 6 июля полковник Пиери с отрядом в сопровождении проводника, отбивая атаки со стороны восставших, обошел всю деревню и пришел к дому, в котором, как указал проводник, жил Ушурма. Однако в доме его не нашли, зато было найдено его знамя и убит знаменосец⁸¹.

Жители с. Алды и сам Мансур при подходе царских войск успели покинуть село и уйти в лес. Обогнув Алдынскую поляну, они вышли как раз к той узкой дороге через лес (дефиле), по которой пришел отряд Пиери в с. Алды. Таким образом, восставшие жители перекрыли обратный путь царским войскам.

Пиери было приказано первым поджечь дом Ушурмы, а затем и всю деревню, состоявшую из дворов. По этому поводу был отдан приказ премьер- майору Комарскому, чтобы отправить «половинное число егерей в деревню (Алды. – Ш.А.) для зажигания дома лжепророка». После сожжения деревни отряд Пиери вышел на противоположную сторону села и, пройдя с полверсты ровное место, остановился на отдых и пополнить боеприпасы. Не давая царским войскам опомниться, алдынские жители отдельными партиями выскакивали из-за леса и стреляли в солдат. В это время Пиери отдал приказ открыть огонь по алдынцам из пушек.

Как только отряд Пиери дошел до леса и углубился в него, началось настоящее сражение. По солдатам со всех сторон открыли такой бешеный огонь, что сразу же среди офицеров, егерей и гренадер появились десятки убитых и раненых. Сам полковник Пиери получил ранение в левую бровь. Попав под перекрестный огонь от наседавших на него со всех сторон горцев, отряд Пиери ценою больших потерь продолжал пробиваться к переправе. Среди отступавших солдат создалась страшная паника. Приказано было оставить захваченную егерями у алдынцев скотину.

Горцы уже бросались с кинжалами на карателей. Были убиты майор Комаровский и полковник Пиери, потеря которых произвела совершенное расстройство в отряде. «Тут видно, – доносил в своем рапорте на имя князя Г. А. Потемкина генерал-поручик П.С. Потемкин, – что наши егеря совершенно побежали, ибо горцы их резали безоружных и брали шатающихся по лесу в плен». Достигнув р. Сунжа, солдаты в панике бросались в ее воды и спешно перебирались на другой берег. Преследовавшие их горцы стреляли уже по переходившим вброд. Течение реки покрылось фуражками убитых.

Дальше закипел бой на переправе. К этому времени число повстанцев стало умножаться как со стороны амирхановских, так и преследовавших отряд Пиери алдынских жителей. Полковник В.С. Томара, который оставался со своим отрядом у переправы, собрал вместе все оставшиеся отряды царских войск и, продолжая отстреливаться от восставших на всем пути следования как через лес, так и по выходе из него, стал отходить к вагенбургу. «Поместя раненых по повозкам и состава каре, пошел прямо на гору». Вышел на ту же дорогу, по которой шел накануне в Алды отряд полковника Пиери, и стал спешно отходить назад. Вооруженная партия горцев (человек пятьсот конных и пеших) до 10 часов вечера гнала выстрелами спешно отступавший отряд полковника Томары, не обращая внимание на собственные потери⁸².

Буквально через день после поражения отряда полковника Пиери, т.е. 8 июля 1785 г., в Чечню был направлен новый отряд во главе с бригадиром Апраксиным для «наказания» чеченцев. Он не дошел до селения Алды. Но зато Амирханова деревня, жители которой 6 июля 1785 г. вместе с алдынца- ми разгромили отряд полковника Пиери, была подвергнута жесточайшему разорению со стороны царских карателей. Здесь весьма уместно заметить, что в рапорте от 8 июля 1785 г. на имя генерал-поручика Леонтьева бригадир Апраксин отмечал, что он якобы по его (генерала Леонтьева. – Ш.А.) повелению «следовал вперед к Сунже для учинения всевозможного вреда народам, по сей реке обитающим»⁸³.

При этом, как отмечал Апраксин, жертвы были только со стороны местных жителей. «Можно полагать, – писал бригадир Апраксин в рапорте на имя генерал-поручика Леонтьева от 8 июля. 1785 г., – что убитых пушками до 170 человек да ружейными выстрелами, производимыми гренадерским батальоном премьер-майора и кавалера Кельнера, до 100 человек». В том же рапорте бригадир Апраксин сообщал, что он, боясь большой потери со стороны своих солдат, «никак ни осмелился» перейти на другую сторону Сунжи с целью наказания жителей Алдынской деревни, «где обитался также и новоявленный шейх».

Также бригадир Апраксин сообщал, что «с одного мертвого (горца. – Ш.А.) снят патронташ егерский да отбито знамя одно и барабан по форме видно им данной от лжепророка (Ушурмы. – Ш.А.); барабан и знамя были отданы уральским казакам, а скот был поделен им же и употребленным на сожжение деревни мушкетерам и гренадерам».

Князь Г.А. Потемкин, недовольный донесением бригадира Апраксина, иронически отметил: «Достойно однако же примечания, что несколькими ядрами, коих всех пущенных только 26, погибло в одной схватке 170 человек и что еще одним выстрелом повалено более половины толпы, – искусство артиллеристов чрезвычайное. Но менее удачи в трофеях: снятый с мертвого патронташ, нечто похожее на барабан, и таковое же знамя могли быть преданы молчанию, особливо, когда уже и отданы казакам…»⁸⁴.

Первое столкновение царских войск под командованием полковника Пиери с повстанческими силами Ушурмы (Мансура) с целью взятия имама в плен оказалось для царского командования роковым. Отряд Пиери, насчитывавший в целом в своем составе до 3000 солдат и офицеров, потерял 2 орудия, лишился 13 офицеров (убитыми и взятыми в плен) и 740 нижних чинов; итого вместе взятых офицеров и нижних чинов – 753 человека. Из общего числа войск 162 человека были взяты восставшими в плен, а затем в разное время выкуплены царскими властями. В числе пленных оказался раненный унтер- офицер князь Петр Иванович Багратион, он был возвращен чеченцами без выкупа в знак уважения к его происхождению из рода грузинских царей. В этом походе двадцатилетний Петр Багратион был адъютантом Пиери. Князь П. Багратион стал впоследствии генералом от инфантерии, прославился в Отечественной войне 1812 г. как талантливый полководец и умер от ран, полученных в Бородинском сражении⁸⁵.

Что касается потерь со стороны восставших горцев, то, согласно рапорту генерал-поручика Леонтьева, на имя генерал-поручика П.С. Потемкина от 19 июля 1785 г., более 300 горцев было убито, в числе которых и родной брат Ушурмы, а также до 40 человек «почетных» (знатных) чеченцев.

Поражение отряда полковника Пиери – не просто первая значительная военная неудача царизма на Северном Кавказе. Это было первое полное поражение, понесенное регулярной воинской частью европейского типа в бою против иррегулярных сил. Такого еще не знала новая история Кавказа, да и вся история колониальных войн XVIII столетия. В этой неравной схватке с таким сильным противником восставшие еще раз доказали, какую огромную силу представляют массы при их сплоченности и высоком боевом духе.

Весть о победе восставших чеченцев над регулярной военной силой Российской империи под с. Алды громом пронеслась от Каспия до Черного моря. Она сыграла огромную роль в подъеме антифеодальной и антиколониальной борьбы горцев Северного Кавказа и высоко подняла авторитет руководителя борьбы – шейха Мансура. Все теперь зависело от того, как Мансур использует свой первый военный успех в дальнейшей борьбе.

Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI-XIX вв. М. 1958. С. 135-136.

См.: Саламов А.А. Из истории взаимоотношений чеченцев и ингушей с Россией и великим русским народом (XVI – нач. XX в) // Известия ЧИНИИИЯЛ. Т. 3. Вып. 1. Грозный,

1963. С. 29-30; Калоев Б.А. Из истории русско-чеченских экономических и культурных связей // «Советская этнография». № 1. М., 1961. С. 41.

РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.

. Л. 159-159об.

Там же. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.

. Д. 243. Л. 5.

См.: ЦГАРД. Ф. Кизлярский комендант. Д. 3605. Ч. 1. Л. 31. Кавказский сборник. Т. 10. Тифлис, 1899. С.

АВПРИ. Ф. Кабардинские дела. Оп 115/1. Д. 9. Л. 14 об.-15.

Тавакалян Н.А. О классах и классовой борьбе во второй половине XVIII – первой половине XIX в. // Социальные отношения и классовая борьба в Чечено-Ингушетия в дореволюционный период (XI – нач. XX в.). Сб. статей. Грозный, 1979. С. 87.

См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.

. Л. 169, 162 об.; Ахмадов Ш.Б. Об истоках антифеодального и антиколониального движения горцев в Чечне в конце XVIII в. // Известия ЧИНИИИЯЛ. Т. 9. Вып. 1. Грозный, 1974. С. 71.

РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 243. Л. 8; Там же. Д.

. №2. Л. 82.

См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.

. №2. Л. 82об.;ЦГАРД. Ф. 379. On. 1. Д. 543. Л. 89.

Ахмадов Я.З. Очерк исторической географии и этнополитического развития Чечни в XVI-XVIII веках. М, 2009. С. 206, 370.

История СССР с древнейших времен до конца XVIII в. М„ 1975. С. 351-352.

Материалы по истории Башкирской АССР. Ч. 1. М.-Л., 1936. С. 242.

Потто В.А. Два века терского казачества (1577-1801 гг.). Т. 1. Владикавказ, 1912. С. 105.

См.: Материалы по истории Башкирской АССР. С. 242-243.

Там же. С. 242.

См.: Васильев Д. Загадка старого Кизляра // Вопросы истории Дагестана. Ч. 1. Махачкала, 1974. С. 52; Материалы по истории Башкирской АССР. С. 242.

Материалы по истории Башкирской АССР. С. 243.

Там же. С. 256.

См.: Сборник Императорского Русского исторического общества (ИРИО). Т. 59. СПб., 1886. С. 4, 11-12; Потто В.А. Указ. соч. Т. 1. С. 104; и др.

Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 г. Ч. 1. СПб., 1869. С. 21.

Лысцов В.П. Персидский поход Петра I (1722-1723 гг.). М„ 1951. С. 120.

Бутков П.Г. Указ. соч. Ч. 1. С. 22.

Там же. С. 22-23.

Ткачев Г.А. Несколько слов о прошлой истории чеченцев // ЗТОЛКС. № 9. Владикавказ, 1914. С. 73.

Зиссерман А. История 80-го пехотного Кабардинского полка (1726-1880 гг.). Т. 1. СПб., 1881. С. 27-28; Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах, биографиях. Т. 1. Вып. 1-4. СПб., 1887. С. 45.

АВПРИ. Ф. Кабардинские дела. 1758. Оп. 115/1. Д. 11. Л. 230.

Бутков П.Г. Указ. соч. Ч. 1. С. 259.

См.: Тотоев Ф.В. Общественно-экономический строй Чечни (вторая половина XVTII – 40-е годы XIX в.). Рук. дисс. канд. ист. наук. М., 1966. С. 341; Ахмадов Я.З. О характере движения в Чечне в 1757-1758 гг. // Социальные отношения и классовая борьба в Чечено- Ингушетии в дореволюционный период. Сб. статей. Грозный, 1979. С. 100.

АВПРИ. Ф. Кабардинские дела. Оп. 115/1. Д. 5. Л. 28-29; Там же. Д. 9. Л. 2.

Архив ЧИНИИИСФ. Ф. 1. Д. 4 (1). Подборка документов РГВИА. Л. 2 об; 3, 5-5об.

Там же. Л. 44 об, 45-45 об.

См.: АВПРИ. Ф. Сношения России с Грузией. Оп. 110/1. Д. 5. Л. 1; Ахмадов Я.З. Указ, соч. С. 97.

Головчанский С.Ф. Первая военная экспедиция против чеченцев в 1758 г. // ЗТОЛКС. №11. Владикавказ, 1914. С. 79.

См.: АВПРИ. Ф. Сношения России с Грузией. Оп. 110/1. Д. 5. Л. 3. Головчанский С.Ф. Указ. соч. С. 91; Ахмадов Я.З. Указ. соч. С. 98.

Головчанский С.Ф. Указ. соч. С. 83, 88, 92, 95, 98.

Ахмадов Я.З. Указ. соч. С. 98, 100.

См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 243. Л. 1 об.; Ткачев Г.А. Указ. соч. С. 75; Бутков П.Г. Указ. соч. Ч. 1. С. 112; Его же. Ч. 2. СПб., 1869. С. 301.

Бутков П.Г. Указ. соч. Ч. 2. С. 110-111; Ахмадов Я.З. Очерк исторической географии… С. 365-366.

Бутков П.Г. Указ. соч. Ч. 2. С. 112-114.

См.: Ткачев Г.А. Указ. соч. С. 75; Бутков П.Г. Указ. соч. Ч. 1. С. 112.

См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.

. 4.1. Л. 45 об.-46; Ахмадов Ш.Б. Имам Мансур. Грозный, 2010; идр.

Серов Ф. Наездник Бейбулат Тайманов // О тех, кого называли абреками. Изд. Чеч. Отд. Наробраза, 1927. С. 127.

Тавакалян Н.А. Указ. соч. С. 82.

См.: Кубанский сборник. Т. III. Екатеринодар, 1989. С. 7; История СССР с древнейших времен до наших дней. М„ 1967. Первая серия. Т. 4. С. 392.

См.: Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. Грозный, 1967. Т. I. С. 83; Фадеев А.В. Очерки экономического развития степного Предкавказья в дореволюционный период. М., 1957. С. 33.

См.: РГВИА. Ф. ВУА. Д.

. Св. 125. Л. 14; Бутков П.Г. Указ. соч. Ч. 1. С. 168.

Смирнов Н.А. Мюридизм на Кавказе. М„ 1965. С. 47.

РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.

. Л. 159-159 об., 162-162 об.

См.: Неболсин Г. Статистические записки о внешней торговле России. СПб., 1835. Ч. I. С. 162; Бутков П.Г. Указ. соч. Ч. 1. С. 259.

Полное собрание законов Российской империи с 1649 г. Т. XIX. 1770-1774. СПб., 1830. С. 267-268.

См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 5. Л. 8; Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. II. СПб., 1871. С. 86; Скитский Б.В. Социальный характер движения имам Мансура // Известия 2-го Северокавказского педагогического института. Орджоникидзе, 1932. С. 98; Смирнов Н.А. Восстание шейха Мансура на Северном Кавказе // Вопросы истории, религии и атеизма. Сб. статей. Т. 1. М„ 1950. С. 23; Беннигсен Ал. «Священная война» шейха Мансура (1785-1791 гг.). Махачкала, 1994. С. 159, 205.

РГАДА. Ф. 7. Оп. 2. Д. 2777. Л. 19; Терещенко А. Лжепророк Мансур // Сын Отечества. №15. СПб., 1856. С. 54.

См.: АКАК. Т. XII. Тифлис, 1904. С. 1

; Терещенко А. Указ. соч. С. 54; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 87.

Скитский Б.В. Указ. соч. С. 119.

См.: Гербер И.Г. Описание стран и народов вдоль западного берега Каспийского моря. История, география и этнография Дагестана XVIII-XIX вв. М., 1958. С. 70, 84; Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. М„ 1963. С. 84; Крупнов Е.И. Средневековая Ингушетия. М„ 1971. С. 178.

См.: Bennigsen AI. Un movemente Populaire Caucaseau XVIII siecle. Cahirsdumonde Russeet Sovietigue, 2. Volume V, april – juin, 1964. Paris. P. 159-205; Максимов Евг. Чеченцы // Терский сборник. Вып. 3. Владикавказ, 1893 С. 27, 28.

См.: РГАДА. Ф. 7. Оп. 2. Д. 2777. Л. 20; РГВИА. Ф. 522. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 2. Л. 53 об.; Там же. Ч. 5. Л. 9-9об.; Смирнов Н.А. Указ. соч. С. 28; Bennigsen AI. Un movemerte Populaire CaucaseauXVIII siecle… C. 159-205.

Смирнов Н.А. Указ. соч. С. 24.

РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 5. Л. 8-10 об.

См.: Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. II. С. 89, 93-94; Смирнов Н.А. Указ. соч. С. 88-89.

Скитский Б.В. Указ. соч. С. 105.

Лаудаев У Чеченское племя // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. 4. Тифлис, 1873. С. 60.

Скитский Б.В. Указ. соч. С. 120.

РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 5. Л. 36. (В деле имеется копия арабского письма в переводе на русский язык, присланного Мансуром к кабардинским «аджиям»),

РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 5. Л. 9-9 об

РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 366. Ч. 2. Л. 274.

См.: РГВИА. Ч. 5. Ч. Л. 9 об.-10; Показания разных лиц, приложенные к рапорту генерала Леонтьева генерал-поручику П.С. Потемкину от 13 марта 1789 г. Гос. Архив, XXIII. №13. карт. 49; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. II. С. 92.

РГВИА. Ф. 522. Оп. 1/194. Ч. 4. Л. 29, 32 об., 35-35 об.; Там же. Ч. 5. Л. 11-11 об.

РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 4. Л. 32-32 об.

РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 4. Л. 4М об.

Архив ЧИРКМ. Оп. 2. Св. 3. Папка 7. Л. 1.

РГВИА. Ф.  52.       Оп.      1/194. Д. 350. Ч. 5. Л. 3 об., 22-77   об.

Там же. Ф.   52.       Оп.      1/194. Д. 350. Ч. 5. Л. 3 об., 23,       27-27 об.

РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 5. Л. 71; Там же. Д. 350. Ч. 7. Л. 4.

Дубровин. Н.Ф. Указ. соч. Т. II. С. 100.

Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. II. С. 100 (Ссылка на: Прокламация генерал-поручика П.С. Потемкина к чеченцам и другим горским народам от 2 апреля 1785 г. № 21 // Госуд. Архив. XXIII. № 13. Папка 50).

См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 7. Л. 4-4 об; Л. 50-50 об.; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. II. С. 100-101.

РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 7. Л. 17, 18, 47.

Там же. Ф.   52.       Оп.      1/194. Д. 350. Ч. 7. Л. 7. Л. 13.

Там же. Ф.   52.       Оп.      1/194. Д. 350. Ч. 7. Л. 15.

См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 7. Л. 8, 9-9 об., 45; Там же. Ч. 11. Л. 9 об.; Покровский М.Н. Завоевание Кавказа // История России в XIX в. М.: А. и И. Гранат, б/г. Т. V. С. 320; Скитский Б.В. Указ. соч. С. 112.

РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 7. Л. 45.

См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 7. Л. 45-46; Дубровин. Указ. соч. Т. II. С. 104.

См.:РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 11. Л. 25-25 об.; Bennigsen AI. Un movement Populate Caucase au XVIII siecle; ТерещенкоА. Указ. соч. С. 56; Авалиани Л. Скошенная трава // Литературная Грузия. № 6. Тбилиси. 1971. С. 55.

Продолжение следует…