- 1. Укрепление авторитета имама Мансура на Северо-Восточном и Центральном Кавказе. Первая Кизлярская кампания
Тяжелый удар, нанесенный восставшими чеченцами по престижу царской армии под с. Алды, поднял авторитет и популярность Ушурмы на небывалую высоту. Ближайшие сподвижники Мансура объясняли первый военный успех над царскими войсками помощью самого Аллаха. Победа повстанческих отрядов над значительными силами царских войск получила необычно широкий резонанс. Вокруг имама с репутацией «чудотворца» стали группироваться все новые силы, которые к концу 1785 г. составляли около десяти тысяч бойцов. Оказавшись перед лицом такой угрозы, царское командование даже не думало о карательных экспедициях в земли горцев, а сочло необходимым перевести свои силы на оборонительное положение.
С этой целью передовая «Линия» войск, предназначенная для блокирования гор, была передислоцирована; в течение года мелкие укрепленные пункты были оставлены, войска перегруппированы в три большие единицы с базами в Моздоке, Кизляре и Екатеринограде.
Русские силы, размещенные в Грузии, были отозваны по Дарьяльской дороге на Кавказскую Линию, что дало возможность Умма-хану Аварскому во главе горских ополчений «лезгин» вторгнуться в Грузию и опустошить некоторые ее провинции. Позднее царское командование в целях сокращения оборонительных сооружений вынуждено было покинуть и укрепления, защищавшие и поддерживавшие связь с Закавказьем, включая Владикавказ.
Турецкие власти в Анапе и Согуджаке, внимательно наблюдавшие за ходом событий, сообщали о растерянности царских властей после поражения отряда Пиери. Так, комендант Согуджака в сентябре 1785 г. писал, что после своего поражения царские войска укрепились в крепостях и укрепленных пунктах; объятые паникой, они готовятся переместить свои войска и боеприпасы с постов легких в более сильные укрепления. Далее он сообщал, что по всей Кубанской Линии против турецкой границы царские войска заняли оборонительные позиции, сконцентрировали свои силы и разрушили мосты.
Турецкие источники распространяли слухи о психологических результатах первой неудачи, понесенной сильным соперником в лице Российской империи. В рапорте от 5 сентября 1785 г. комендант гарнизона в Согуджаке Али-Паша писал (сильно преувеличивая факты) о массовом дезертирстве из русских частей, расположенных на Кубани; об огромной добыче, захваченной восставшими у царских войск при сражении на Сунже и якобы продававшейся ими за бесценок в Адыгее.
Авторитет и популярность имама Мансура росли не только в глазах его соотечественников, но и среди соседних народов, особенно единоверных мусульман. Так, жители Малой Кабарды волновались и готовы были примкнуть к Ушурме. Из различных сел и от многих горских обществ чеченцы целыми толпами стекались под знамена Ушурмы; буквально через неделю после сожжения бригадиром Апраксиным Амирхановой деревни повстанцы начали мелкие нападения на передовые посты и укрепления царских войск.
Вся Чечня беспрекословно подчинилась Мансуру, но он не довольствовался этим и простирал свои виды еще дальше. Мансур стремился не только привлечь под свои знамена мусульманские народы, но и обратить в ислам горские народы, остававшиеся в язычестве. Вскоре эмиссары Мансура появились среди осетин и ингушей, стараясь склонить их на свою сторону. Однако осетины отказались следовать новому для них учению. А ингуши отправили нарочного к подполковнику Матцену, находившемуся со своим отрядом у Владикавказа, с вопросом, будут ли они блаженны, если совершат обрезание? Если бы от обрезания произошло какое-либо чудо, отвечал подполковник Матцен, то он первым совершил бы его.
В июле 1785 г. официальные эмиссары имама появляются в Большой Кабарде, самом богатом и густонаселенном районе Центрального Кавказа, расположение которого имело важное стратегическое значение. Тогда же в рапорте на имя генерал-поручика Леонтьева полковник Иван Лешкевич сообщал, что находящийся в Чечне «лжепроповедник» Мансур начал через своих ближайших сообщников волновать и «закубанские народы», среди которых многие мурзы и муллы, выражая свою полную приверженность Ушурме, стали склонять на сторону имама свои народы.
Прибывший из Закубани от владетеля ногайской Едисанской орды Адиля- Мурзы, живущего на р. Лаба, ногаец по имени Джан-Али Исаков в письме на турецком языке от 2 июля 1785 г. сообщил, что он слышал, что ездивший будто бы в Чечню «к появившемуся там шейху, то есть святому» для взятия молитвы один из мулл Жембулуцкой орды из аула Канлы возвратился с данным от него, шейха, «двухвостным» зеленым знаменем и начал агитацию в пользу шейха. И мулла тот (имя его неизвестно) будто бы рассказывал, что «объявленный-де шейх» якобы уже послал от себя к турецкому двору посланника, чтобы тот «непременно объявил России войну».
Видя, что кабардинцы повсеместно стали волноваться под воздействием успехов имама Мансура и навещать его, премьер-майор князь Ураков, находившийся в качестве пристава в Кабарде, стал настаивать на прекращении сообщений князей и узденей с Ушурмою. В присутствии самого Уракова от владельцев и узденей Кабарды была взята обычная присяга, что никто из них больше не будет ездить к Ушурме под угрозой штрафа.
В то же время требования властей под страхом наказания запрещать владельцам и старшинам подвластным им крестьянам переходить на сторону Ушурмы зачастую оставались безрезультатными. Да и попытки самих владельцев удержать своих подвластных от ухода в лагерь восставших были тщетны. В письме на имя кизлярского коменданта Вешнякова от аксаевских владельцев Эльдархана Солтанмамутова и Адиля Алибекова от 2 июня 1785 г. сообщалось, что на этих днях собралось у них до четырехсот или пятисот крестьян с «намерением весьма злоумышленным». Но как только они (владельцы. – Ш.А.) узнали об этом, то «не допустили их до причинения вреда».
Ингушские старшины извещали подполковника Матцена о том, что 13 июня 1785 г. партия горцев (мусульман) из пятисот человек с тринадцатью знаменами приблизилась к ингушской деревне Цори, расположенной высоко в горах в 40 верстах от Владикавказа, с целью ее разорения. Но когда эта партия, не дойдя несколько верст до деревни, расположились ночевать, то жители деревни Цори, которые были извещены о приближении восставших, ночью внезапно совершили на них нападение и прогнали их. Возможно та же партия попыталась осуществить нападения на деревню Шолхи на Кабардинской равнине и под крепость Владикавказ. Генерал-поручик Леонтьев в рапорте на имя генерал-поручика П.С. Потемкина от 24 июня 1785 г. спешит сообщить о неудаче восставших горцев во главе с Ушурмою постигшей их якобы при нападении на ингушские селения и пасущиеся под Владикавказом казенные и ингушские табуны.
В своих письмах и прокламациях лета 1785 г. к различным горским народам Мансур призывал всех единодушно выступить против общего врага. Его призывы находили широкий отклик среди кабардинцев, кумыков и дагестанцев, готовых в любое время примкнуть к нему, не говоря о его соотечественниках, в большинстве своем перешедших на сторону имама. Все получаемые из лагеря Мансура сведения указывали на серьезную подготовку нападения на Кавказскую Линию, особенно на главные ее крепости и укрепления – Кизляр, Владикавказ, Моздок, Григориполис и т.д.
Кизляр имел большое стратегическое и экономическое значение как одна из старейших крепостей на Кавказе. Он являлся связующим звеном между Северным Кавказом, Дагестаном, Закавказьем и Россией. Кизляр занимал важное стратегическое положение на Кавказской Линии, через него проходил путь, который связывал Линию с крупнейшим городом России на юге – Астраханью. Кизляр со дня своего основания в 1735 г. являлся военно-административным и первостепенным экономическим центром всего Северного Кавказа, несмотря на то, что «главноначальствующий» генерал-поручик П.С. Потемкин имел в 1785 г. свою главную квартиру в Екатеринограде, расположенном в центре Кавказской Линии.
«Кизляр, с одной стороны, – как отмечал профессор Б.В. Скитский, – являлся главной цитаделью русского могущества на Северном Кавказе; здесь размещались ближайшие к горцам представители русской власти. С другой стороны, он представлял из себя центр экономической связи и зависимости горских народов от русских властей». Видимо, этим и объясняется упорное и настойчивое стремление восставших во главе с Мансуром в течение двух лет (1785-1786 гг.) овладеть самим Кизляром.
Торопясь развить военный успех, приобретенный в результате победы над войсками полковника Пиери 6 июля 1785 г. на р. Сунжа, горцы во главе с шейхом Мансуром решили открыть военную кампанию против Кизляра. Вот что сообщал по этому поводу в рапорте на имя князя Г.А. Потемкина от 30 июля 1785 г. удивленный генерал-поручик П.С. Потемкин: «Ваша Светлость, усмотреть изволите, что, хотя господин бригадир Апраксин по рапорту господина генерал-поручика Леонтьева наказал чеченцев, однако ж на шестой после этого день они отважились покуситься на Кизляр».
Действительно, 15 июля 1785 г. восставшие горцы в количестве 5 тысяч человек во главе с Мансуром стремительно подошли к Кизляру и стали отважно ее штурмовать. Но оказалось, что она, несмотря на земляной характер оборонительных сооружений, достаточно сильно укреплена и имеет достаточное количество орудий для отражения штурма с любой стороны. Кроме того, вокруг крепости были построены и дополнительные оборонительные сооружения, позволявшие флангировать огонь. Горцы, не располагавшие навыками проведения правильной осады, сразу же были отбиты мощным огнем крепостных орудий и частой ружейной стрельбой. Здесь в полной мере проявилось превосходство регулярной армии европейского типа.
Но и Мансур проявил недюжинные полководческие способности, не раздумывая он переносит военные действия под Каргинский редут, расположенный в пяти верстах от Кизляра. Гарнизон Каргинского редута состоял из нескольких обер-офицеров и небольшого числа рядовых солдат. Несмотря на то, что гарнизон отчаянно сопротивлялся, горцам удалось полностью овладеть укреплением. От случившегося во время перестрелки между защитниками Каргинского редута и горцами пожара загорелись находившиеся рядом строения. Распространившийся пожар очень скоро достиг порохового погреба, и укрепление вместе с его защитниками и нападавшими взлетело на воздух.
Воины Мансура вернулись в свои аулы, а сам имам ушел в Алды. Согласно сведениям, полученным генералом Леонтьевым, в отряде Мансура при нападении на Кизляр принимали участие в основном жители «Чеченских деревень», а также часть жителей кумыкских Андреевской и Аксаевской деревень. Кроме того, в отряде Мансура находились также горцы из некоторых дагестанских владений и даже восточнокавказских ханств. Так, андреевский владелец Али-Солтан Канбулатов от 9 января 1786 г. сообщал кизлярскому коменданту, что с «Алдынским имамом», кроме чеченцев и кумыков, были дербентцы, тарковцы, хангутийцы (дженгутайцы), шекинцы, ширванцы, кубинцы.
Примечательно, что в первом этапе Кизлярской кампании Мансура принимали участие также некоторые кумыкские владельцы и уздени. Так, от Андреевской и Аксаевской деревень на стороне восставших были владельцы: Чепалов Аджи-Муртазалиев, Махач Урусханов; от Костюковской деревни – Хамза Алишев, уздень Даут Чанка, Бамат Арсланбеков, Хангише Чанке с братом Киреем вместе со своими узденями и подвластными жителями; от Аксаевской деревни уздень Бежгара Аджи со своими двумя сыновьями, а также простое татарское население…».
Мансур решил обратить неудачу в победу и торжествовал сожжение Каргинского редута и захват здесь четырех пушек. Он стал уверять своих соотечественников и всех последователей, что крепость Кизляр в скором времени должна пасть к ногам правоверных мусульман. Приносимые агентами из горских селений известия сообщали о том, что Мансур собирается, увеличив войско за счет новых повстанческих отрядов, предпринять второй поход на Кизляр.
Встревоженный командующий войсками на Линии генерал-поручик Леонтьев сразу же отправился в Кизляр, чтобы еще более усилить его войсками и принять дальнейшие меры к защите. В Кизляре генерал Леонтьев застал два полка – Томский и Астраханский, для усиления гарнизона он попросил астраханского губернатора прислать отряд калмыков из двух тысяч человек. Бригадиру Апраксину было приказано со своим отрядом следовать к р. Малка, чтобы не позволить кабардинцам идти на соединение с восставшими чеченцами, а подполковника Вреде генерал Леонтьев с той же целью отправил с батальоном мушкетеров на усиление крепости Григориполис.
Особое недовольство у кабардинцев вызывало возведение на их землях военных крепостей и укреплений; поэтому эта борьба принимала особый накал, и не случайно, что по призыву Мансура в Кабарду с частью чеченцев, кумыков и дагестанцев на сторону имама безоговорочно перешла подавляющая часть неимущих крестьян, а также определенное число местных князей и узденей. Волнения среди горцев начались теперь на всей протяженности Кавказской Линии от Кубани до Терека. Даже незначительные успехи, которых добился отряд Мансура на подступах к Кизляру (уничтожение Каргин- ского редута), способствовали активизации протестных настроений. Вот что доносили князья Андреевской деревни Кизлярскому коменданту Вешнякову: «Народ из повиновения нашего вышел: есть у них намерение, чтобы нас из деревни выгнать». Кроме того, жители Андреевской деревни приняли решение: если среди них окажутся предатели, которые могли бы выдать сведения русским властям о ходе восстания и его сроках, то «такого человека убить и дом с его имением разграбить». В ответ прорусски настроенные феодалы грозились «своих подвластных… убивать, если те осмелятся перейти в лагерь имама.
Царские власти и их местные сторонники самого Ушурму (Мансура) называли «алдынским развратником», «разбойником», «лжепророком» и т.д., а его последователей – «горскими бродягами», «сволочью», «воровской партией», «чернью». Между тем, как мы указывали, выше социальная база сторонников Мансура была широкой. Так, владельцы Андреевской и Аксаевской деревень Темир Хамзин, Ханца Алиев и др. доносили: «Наши подвластные, андреевские и аксаевские уздени и черный народ лжепророку (Мансуру. – Ш.А.) обещают с каждой мечети отдать по два человека». Аксаевский владелец Адиль Алибеков сообщал, что андреевские и аксаевские уздени от них ушли и присоединились к имаму. И это было не случайно – от произвола владетельных князей терпели даже их дворяне. Что видно из примера ситуации, сложившейся в Кабарде.
Еще до появления Мансура кабардинские княжеские уздени жаловались на притеснения со стороны своих владельцев и просили у русских властей разрешения на переселение в российские пределы. Уздени отмечали, что князья, игнорируя обычаи и законы, «захватывают у них баранов, быков и употребляют в пищу; что они (князья. – Ш.А.), не спрашивая разрешения у хозяев, берут у них лошадей и ездят на них; берут деньги взаймы под поручительство узденей и не возвращают, заставляя расплачиваться поручителей; без разрешения хозяина заходят в дом, отбирают у родителей хорошеньких мальчиков и девочек и увозят их в свои дома, где держат их столько, сколько им вздумается».
Однако при этом следует отметить, что опора на узденей была далеко не устойчивой. Уздени по своей классовой природе и социальной принадлежности были близки к владельческой части, хотя в тяжелое для себя время они были в незначительном количестве и союзниками обездоленной части горцев. Уздени во время выступления горцев постоянно колебались: то они выступали заодно с царскими властями, то отходили от владельцев и только часть их и «лучшие уздени вместе с владельцами присягали России».
Ядро движения Мансура составляли, конечно, не князья и уздени, а «черный народ» – средняя и бедная часть горского населения. Несколько раньше побывавший в Аксаевской деревне кизлярский житель Мамуша Асанов доносил о том, что «имам теперь имеет сволочи (простых горцев. – Ш.А.) тысячи до двух и то самых беднейших».
С другой стороны, Мансура поддерживали некоторые князья и феодалы, которые с усилением влияния России на Северном Кавказе боялись потерять свое место в общественном положении и феодальные привилегии. Так, Мансура поддержали отдельные князья и феодалы Большой и Малой Кабарды, из тагаурских алдар Осетии – мусульманин Ахмет Дударов; к Мансуру присоединились князья кумыкских владений, сыновья Шамхала Тарковского, сын Казикумухского хана и др. Поддержка Мансура частью князей объяснялась и прозаической причиной, они опасались, что «самозванец (шейх Мансур. – Ш.А.) не угнал их скот, который по степи при кочевых татарах находился». Так, те же кумыкские владельцы опасались вообще остаться без подвластных: «Если андреевцы (подвластные. – Ш.А.) до единого разбегутся, если деревни будут разорены, то нам добра не будет, ибо нам без народа пребывать нельзя».
При таких обстоятельствах феодалы не стесняются обращаться за помощью к царским властям, чтобы последние поддержали их вооруженной рукой. «Прошу ради бога, – писал костековский владелец, – прислать нам на вспоможение войска, по прибытии шейха (Мансура. – Ш.А.) в Костековскую деревню все подвластные оному повинуются, в противном случае Костеков- скую деревню из рук наших отдают и весьма будем притеснены». В свою очередь и аксаевские владельцы писали: «Наш народ весь из нашего повиновения вышел и предался бунтовщику (Мансуру. – Ш.А.)»; потому они просили «наказать беспутных, иначе они будут поощряться к злоумышлениям».
Посланный в ответ на просьбы феодалов в Андреевскую деревню ротмистр с командой доносил: «По прибытии в деревню в ней жительствующие народы присягнули, дабы Российскому престолу были верными и князю своему Хамзе Алиеву послушны с тем условием, что, если они пренебрегут, будут выгнаны из деревни, либо преданы смерти».
Все это указывает, что выступление горцев под руководством шейха Мансура явилось результатом и обострения социальных противоречий внутри горских обществ, а не столько пропаганды «религиозного фанатизма» против русских, как доказывали российские генералы на Кавказе.
В рапорте генерал-поручика Леонтьева на имя князя Г. А. Потемкина от 16 августа 1785 г. сообщалось о том, что приносимые к нему агентами сведения показывают, что, во-первых, Мансур, приумножив свои повстанческие отряды новыми, свежими силами горцев, собирается еще раз совершить нападение на Кизляр, во-вторых, Кабарда колеблется в верности российской державе и «уже явный бунт оказывают русским властям». Ввиду этого генерал-майору Елагину было предписано привести в боевую готовность полки Кубанской части «Линии» и перебросить на Кавказ ближайшие войска с Дона.
Действительно, еще 26 июля 1785 г. в крепости Григориполис, стоявшей на общей границе Чечни и Кабарды, получили известия о том, что малокабардинский владелец Дол вместе со своими подвластными жителями поехал навстречу Мансуру, который намерен штурмовать Григориполис. Видя такое брожение среди простого народа и узденей, подвластных князю Долу и его узденю Хапцуге Берду, комендант майор Жильцов в тот же день послал донесение в Моздок.
С появлением Мансура с крупными отрядами чеченцев и других горцев в Кабарде, местные князья, боясь быть разоренными своими же подвластными, стали втайне от царской администрации изъявлять приверженность Мансуру. «…Из сего происшествия заключительно было, – отмечал подполковник Вреде в своей реляции, – кабардинцы все изменили и явно возмутились, и уверение их о верности только был обман, дабы тем время выиграть и имение свое отдалить…».
Заручившись поддержкой со стороны князя Малой Кабарды Дола, узденя Хапцуга Берда и подвластных им жителей, Мансур совместно с отрядом чеченцев и кумыков решил атаковать укрепление Григориполис. Другие же князья Малой Кабарды – Келемет, Кайтука и Жембулат – заняли в это время выжидательную позицию. 29 июля 1785 г. утром из крепости Григориполис было видно, как в соседнем лесу собирались вооруженные отряды горцев. Чеченские всадники время от времени выскакивали из лесу со своими знаменами и значками. Точно таким же образом навстречу им с кабардинской стороны выходили вооруженные всадники также со значками.
Около двух часов дня отряды горцев во главе с Мансуром подошли к бастионам Григориполиса и окружили его почти со всех сторон. Горцы попытались перекрыть всякое сообщение с крепостью через горные проходы и на равнине. Вскоре головной отряд горцев во главе с Мансуром спустился в овраги, окружавшие Григориполис, и стреножил своих коней. После этого горцы перешли к осаде самого укрепления, открыв по нему огонь из всех ружей. Во главе наступавших чеченцев и кабардинцев был заметен в белой одежде сам Мансур.
Перестрелка, начавшаяся с двух часов дня, продолжалась до самых вечерних сумерек. Когда горцам не удалось приступом овладеть Григориполисом, они зажгли сараи, конюшни и другие строения вокруг крепости, принадлежащие Астраханскому пехотному полку. Как только заполыхали зажженные сараи и конюшни, отряд Мансура вновь под прикрытием густого дыма подполз к укреплению, откуда непрерывно стреляли русские пушки, и сделал очередную попытку штурма Григориполиса.
Осада длилась двое суток. Горцы прятались за различные прикрытия, сделанные вокруг крепости, а также в лощинах, поэтому их трудно было поражать из крепостных орудий. Русские войска, находившиеся в укреплении, в течение этого времени оставались без воды так как прежде не были сделаны запасы. Поэтому подполковник Вреде решил произвести вылазку за крепость с тем, чтобы запастись водой. Когда часть гарнизона по команде Вреде под прикрытием огня из пушек бросились на засевших вокруг крепости горцев, то последние оказали им отчаянное сопротивление. Однако вскоре, не выдержав стрельбу из пушек и неся при этом большие потери, отряд Мансура стал отходить. Отступая от крепости, горцы зажгли находившиеся на поляне стога сена, а затем вскоре вышли на возвышенные места, окружавшие крепость. Гарнизон запасся водой и мог продолжать военные действия.
Осада Григориполиса закончилась для Мансура не поражением, но явной неудачей – не очень значительная крепость устояла. Как сообщают царские источники, отряд Мансура потерял убитыми и ранеными в сражении много чеченцев и кабардинцев. Со стороны же защитников крепости, если верить донесению подполковника Вреде, потери составили: девять убитых солдат и раненых – один офицер и шестнадцать рядовых18.
Когда Мансур вынужден был возвратиться в Чечню, эти же кабардинские владельцы, кроме князя Дола, стали просить разрешения у русских властей вернуться обратно в прежние свои селения. И надо полагать, власти, чтобы не обострять отношения с местными владельцами и не лишиться опоры и поддержки с их стороны, позволили им вернуться на свои старые места.
После неудачи, постигшей горцев под крепостью Григориполис, Мансур вместе с оставшимися силами вернулся в с. Алды, где объявил о новом наступлении Кизляр, где его ждет якобы удача. Между тем, к августу 1785 г. волнение крестьян в Кабарде, вызванное штурмом Григориполиса и агитацией имама, с каждым днем все возрастало. Поддерживая постоянные сношения с закубанскими народами и чеченцами, получая письма от Мансура, многие кабардинцы продавали свое имущество и скот и на вырученные деньги покупали оружие и лошадей. Часть кабардинцев, подстрекаемая Портой, обнадеживавшей их своей мнимой помощью, соединившись с закубанскими черкесами, совершала нападения на Линию и т.д. Другая часть кабардинцев, собравшись в большом количестве, произвела ряд безуспешных нападений на Константиногорск, на укрепление Георгиевское и т.д. Вернувшийся, наконец, на Линию генерал-поручик П.С. Потемкин не упустил случая сообщить своему родственнику князю Г.А. Потемкину «…С какой злостью все народы, по пространству Линии живущие, устремлялись на возмущение и бунт».
4 августа 1785 г. в четырех верстах от р. Малка во второй половине дня восставшие кабардинцы, составлявшие три отряда, численностью до тысячи человек, встретили двигавшиеся сюда царские войска. Кабардинцы требовали, чтобы царские войска не располагались лагерем на р. Малка и вернулись в свои пределы. Не получив удовлетворения, кабардинцы атаковали войска, но были отражены и оттеснены за р. Малка. Сам же генерал-майор Шемякин, просил выделить резервные войска для «наказания» кабардинцев, но оказалось, что войска на Линии в это время были заняты против значительного отряда Мансура, угрожавшего переправиться через Терек.
В это же время в связи с боевыми действиями горцев во главе с Мансуром против укреплений и крепостей на Кавказской Линии (Кизляр, Григо- риполис, Каргинское и т.д.) и попыткой их вновь овладеть Кизляром, среди закубанских народов царит небывалое оживление. В конце августа 1785 г. сообщалось, что закубанцы стали волноваться и имели даже намерение немалыми отрядами собраться на южной стороне р. Кубань. В один из дней разъездными казаками были замечены три отряда числом до шестисот человек закубанцев, которые собирались произвести нападение на этой стороне.
В августе 1785 г. полковник Лешкевич сообщает с Кубани о том, что западная Адыгея получает послания и письма от Мансура и что закубанцы якобы срочно продают свой скот, закупают оружие и лошадей и готовятся к соединению с имамом. Абазинский владетель Арслан Гирей-султан извещал царских властей на Линии, что закубанские народы проводят собрания с тем, чтобы «всемерно вредить российской стороне», при этом добавляя от себя, что в этом есть якобы наущение со стороны Порты.
В это время в письме, посланном адыгейскими вождями, вероятно, коменданту гарнизона Согуджака, ясно выражалось состояние умов, которое царило тогда среди горцев. Письмо это в числе других документов, касающихся непосредственно боевых действий Мансура на Северном Кавказе, извлечено было Ал. Беннигсеном из турецких архивов. Но, вероятно, относится к 1785 г. Вот его содержание: «Мой владыка, если ты нас спросишь новости об имаме Мансуре, мы ответим, что они хорошие… Несмотря на то, что численность наших бойцов не очень велика, Всемогущий Бог дарует нам, его слугам, силу и победу. … Эта земля принадлежит нашему Падишаху. Если он пришлет нам свой рескрипт, мы будет готовы к сражениям следующей весной. В Крыму осталось мало русского войска. Русское командование отправило все свои силы против имама Мансура; даже те части, которые находились в Кум-Кале, отправлены против него».
Надо отметить, что опыт действий в Кабарде под Григориполисом показал имаму, что, используя недовольства простых горцев гнетом со стороны князей и феодалов, а также колониальными действиями царских властей, можно, с одной стороны, поднять простой народ, а с другой, воспользовавшись недовольством князей и узденей отнятием их земель под русские укрепления и ущемлением царской администрацией их владельческих прав, мобилизовать феодалов, выставлявших, кстати, на поле боя великолепную панцирную конницу.
Царские власти, быстро оправившись после тяжелого поражения под с. Алды, в полной мере использовали в боях преимущества регулярной армии и артиллерии. Кроме того, генералы основательно занимались своеобразной контрпропагандой в горских районах, рассылая прокламации и воззвания, разоблачающие, на их взгляд, «лжепророка». Также власти наладили развитую систему шпионажа и разведки, используя кадры маргиналов из числа самих горцев. Одним словом, несмотря ни на что, русские власти на Северном Кавказе с немногими военными силами справлялись с угрожающей ситуацией.
- 2. Второй поход восставших горцев на крепость Кизляр и сражения в Малой Кабарде. Уроки поражения
В рапорте генерал-поручика Леонтьева на имя генерал-поручика П.С. Потемкина от 27 августа 1785 г. отмечалось, что Мансур с отрядом горцев, состоявших, по имеющимся известиям, из дагестанцев, тавлинцев (жители горных обществ Дагестана) и других народов (надо полагать, чеченцев, кумыков и кабардинцев), и присоединившимися к ним почти всеми андреевскими и аксаевскими владельцами, общим числом более двенадцати тысяч человек, собирается напасть на Кизляр. Бригадир Апраксин из Ставрополя, доносил, что «известный лжепророк или шейх собирается-таки в большом числе напасть на Кизляр, а на Ставропольский край – все кубанцы…».
Усилились поездки горцев во все владения и общества Дагестана по направлению к Чечне: «Хотя некоторые владельцы, – писал Хамзин, – и запрещают горцам проезжать через свои места, однако они пробираются к имаму дорогою через горы. И стало слышно, что к Мансуру действительно собираются дагестанцы в большом количестве».
18 августа 1785 г. бригадир Вешняков был извещен прибывшими к нему сыновьями старшего андреевского владельца Темира Хамзина, что имам намерен 21 августа 1785 г. переправиться через Терек и совершить «нападение на морскую Очинскую пристань и, захватив здесь провиант, которым довольствовались до этого» царские войска, прервать коммуникационное сообщение с Астраханью и станицами Требе нс кого и Семейного войск, а затем приступить к осаде Кизляра.
Кизляр основательно подготовился к отражению Мансура. Одних армейских сил, не считая казаков, иррегулярных команд и местного ополчения, здесь было до трех тысяч. Причем, кроме самой крепости, занимавшей часть города, был устроен ретраншамент (временное земляное укрепление со рвом и валами) для обороны городских посадов, где находились дома окочан, те- зиков, армян, грузин и татар. Кроме того, в поле был выведен Томский пехотный полк, выстроенный в каре.
Действительно, 21 августа 1785 г. переправившееся повстанцы в 10 часу пополуночи разграбили сады и строения вокруг города и пошли в стремительную атаку на Томский пехотный полк, который находился недалеко от ретраншамента и представлялся им легкой добычей. Томский полк, выстроенный в строгое каре, встретил горцев огнем и штыками. Сами горцы же оказались тем самым открытыми для огня пушек из крепости и ретраншамента. Однако ни батальонный огонь, ни стрельба из пушек, которые били из крепости, не могли остановить стремительного натиска горцев. Горцы дрались отчаянно: укрываясь в ямах и лощинах, прячась за различные укрытия, они производили беглый ружейный огонь по каре царских войск. Видя их многочисленность и отчаянную борьбу и не желая терять своих людей, полковник Лунин построил из каре треугольник и одним из углов стал отступать в укрепление. Горцы, хотя и наседали на отступающих и пытались окружить их, но при отступлении солдат Томского полка в ретраншамент были встречены огнем не только из всех орудий, но и отчаянной ружейной стрельбой. Не имея возможности противостоять пушечной стрельбе, отряд Мансура вынужден был отступить в урочище Буйвалы в 7 верстах от города. По разным данным горцы потеряли от 200 до тысячи человек.
Утром 22 августа войска Мансура поднялись и, разделившись на 3 части, пошли в разные стороны. Основное ядро восставших горцев при нападении на Кизляр, кроме чеченцев, составляли жители Андреевской и Аксаевской деревень Кумыкии. В отряде Мансура были также лезгины, тавлинцы, часть тарковцев, подвластных шамхалу Тарковскому. Князь Малой Кабарды Дол, который вместе со своими узденями и подвластным народом еще раньше перешел на сторону Мансура, в нападении горцев на Кизляр принимал самое активное участие и находился все время неотлучно при нем. Другие кабардинские владельцы либо оставались «непоколебимыми» в присяге России, либо «двурушничали».
Следует отметить, что во время второго нападения горцев на Кизляр «взбунтовались было кочующие близ оного по сей стороне ногайские татары», которые помогали горцам в отгоне у кизлярских обывателей табунов и причинении им и другого вреда. К ним был послан для помощи даже небольшой отряд из сторонников Мансура. Оказалось, что ногайские муллы и старшины были на стороне имама. Так называемые аульные кизлярские татары, оседлые тезикские и окоченские жители, возбуждаемые их кадиями и старшинами, также поднялись со своих мест и во время нападения отряда Мансура на Кизляр попытались присоединиться к нему. Однако войсками полковника Савельева, подоспевшими с Моздокским казачьим полком и занявшим все переправы по Старому Тереку, тезикские и окоченские крестьяне были перехвачены.
Таким образом, магия слова и славы Мансура была такова, что люди совершенно разных национальностей, социальных групп и занятий, зачастую вопреки своим групповым и частным личным интересам бросали все и брали в руки оружие, чтобы драться с сильнейшим противником, который, на их взгляд, представляла собой Российская империя того времени.
Видимо из-за падения своего влияния среди чеченцев, понесших наибольшие потери в походах имама, Мансур концентрирует свое внимание в основном на кумыках и ногайцах, чтобы вместе с ними продолжать борьбу против царских властей. Он по-прежнему стремится также привлечь к себе кабардинцев. Мансур надеется, что некоторые преданные ему кумыкские и кабардинские владельцы поднимут подвластные им народы. «Андреевцы и аксаевцы, – сообщал генерал-поручик Леонтьев в рапорте на имя князя Г.А. Потемкина от 30 августа 1785 г., – .. .отчаиваясь быть прощенными за их измену и злодеяния, не перестают продолжать свою дерзость и, выпровождая семейства свои и имущества в ущелины гор, просят развратника (Мансур. – Ш.А.), находящегося поныне в Алде, приступить еще раз к Кизляру».
Мансур в это время находился среди жителей селения Эндери, откуда продолжал усиленно вербовать горцев из различных горских деревень и аулов. Посланный властями в дагестанские селения окоченский татарин Вали Килякаев по возвращении 9 сентября 1785 г. сообщил, что сам видел, как жители дагестанских селений: Казанищ, Губден, Хунтаркали, Ерпели, Карабу- дахкента, Каякента, Усемкента и др. целыми партиями по десять-пятнадцать человек стекались к Мансуру. Вернувшись из Тар ков в Кумыкию и Костековскую деревню, через посланного человека Килякаев также узнал, что отдельные кумыкские владельцы дали Мансуру свое согласие на поддержку и в подтверждение этого у них взяты аманаты.
В другом письме – от кумыкского владельца Темира Хамзина к бригадиру Вешнякову, тоже от 9 сентября 1785 г., – сообщалось, что владельцы Али- Солтан Камбулатов, Чепалов, Аджимуртазалиев со своими узденями и подвластными крестьянами до сих пор остаются на стороне Ушурмы и «никак не соглашаются оставить свои злонамерения», а в подтверждение сделанной Мансуру присяги владельцы Чепалов, Аджимуртазалиев, Али-Солтан Камбулатов и уздень Казбек Умашев дали в качестве аманатов своих детей. «Князья Аксаевские, – сообщал Темир Хамзин, – условились присягою, что в толпу алдынского развратника не вмешиваются и повелениям его не повинуются».
Как известно, в начале сентября 1785 г. Мансур, находясь в чеченском селении Горячевское (Исти-су), стал уверять его жителей, что ожидает прибытия к себе чеченских отрядов и что после совещания с андреевцами и ак- саевцами пойдет вновь на Кизляр или на Калиновскую станицу. «Кумыки просят меня идти на Кизляр, – говорит имам, – а чеченцы желают напасть на Калиновскую станицу. После совета мы решим, куда идти». Однако на призывы Мансура большинство чеченцев не откликнулось. Мансур стал ездить по селениям и собирать вокруг себя приверженцев, стремясь поднять простой народ против владельцев и старшин. Его сопровождали до 100 вооруженных человек.
Для предотвращения действий сторонника Мансура в Кабарде князя Дола Мударова комендант Владикавказа Матцен послал в это время письмо к жившим вблизи крепости ингушам, чтобы они собрались вместе и ударили по его отряду, стоявшему на границе с Чечней. Ингушский старшина Чош собрал 150 человек крестьян и, соединившись с царскими солдатами, заставили Дола отступить вглубь Малой Кабарды на двадцать верст. В поощрение за их верную службу и в будущем генерал П.С. Потемкин выдал ингушскому старшине Чошу и его брату деньги и по кафтану, всем остальным 150 ингушам – по четыре аршина сукна. «Сия сумма, – говорил П.С. Потемкин, – не составляет важного, но приучит других к службе нашей усердствовать».
Несмотря на внешнюю уверенность царских властей в преданности осетин и ингушей, главным образом их владельцев и старшин, приносимые сведения сообщали о том, что действия соседних народов: закубанцев, чеченцев, кабардинцев, дагестанцев, возбуждаемых Мансуром, вызывали волнения и среди своих соседей, осетинских и ингушских крестьян, а также у части владельцев и старшин. Так, в рапорте на имя генерала П.С. Потемкина подполковник Матцен от 30 сентября 1785 г. отмечал, что ингуши и осетины после последнего нападения горцев на Кизляр стали колебаться.
В это время среди закубанских народов прошел слух, что будто бы турецкое правительство, которое всегда враждовало с Россией, прислало письмо к Мансуру следующего содержания: первое, что «если ему (Мансуру. – Ш.А.) надобны деньги, пушки и войско, то все ему пришлют; второе, что от паши Ахалцихского якобы присланы деньги и знамя, которые он получит через услужливых людей». Хотя эти слухи и носили неправдоподобный характер, однако они оказывали определенное идеологическое влияние на горские народы, живущие по правому флангу Кавказской Линии. Горцы, подбадриваемые Мансуром, стали действовать смелее, решительнее, а самое главное – активнее против русских укреплений.
Так обстояли дела на Кавказской Линии, когда генерал-поручик П.С. Потемкин 30 сентября 1785 г. прибыл из Петербурга в Георгиевскую крепость. «Обстоятельства здешние в крайнем замешательстве, – доносил в рапорте на имя князя Г.А. Потемкина генерал-поручик П.С. Потемкин от 30 сентября 1785 г., – лжепророк (Мансур. – Ш.А.) паки собирается напасть на Кизляр и на все наши селения. Все кумыки, чеченцы и прочие горцы, даже часть дагестанцев, стекаются к нему для нападения на наши пределы». Сообщая об обстоятельствах дел Мансура, усиленно агитировавшего в это время горские народы и даже закубанцев, генерал П.С. Потемкин с горечью отметил, что «бунтовщик (Мансур. – Ш.А.) не токмо не был отучен от дерзостей, но никогда с самого начала так силен не был, как я нашел его ныне».
Находившиеся на Линии русские полки были разбросаны по укреплениям, не были полностью укомплектованы людьми, большой недостаток ощущался и в лошадях. П.С. Потемкин решил стянуть войска к главнейшим пунктам и образовать три самостоятельных отряда: первый отряд следовало подвинуть непосредственно против восставших чеченцев, кумыков и дагестанцев; второй – против Большой и Малой Кабарды и, наконец, третий – против закубанских народов. Также опытный военачальник еще раз разослал прокламации к народам, которые находились на стороне Мансура.
Дела Мансура осенью 1785 г. складывались далеко не благополучно. Чеченцы предлагали напасть на слабо защищенные станицы по Тереку, но дагестанцы, которые к тому времени составляли значительную часть его ополчения, возразили по этому поводу имаму: «Река Терек, – говорили дагестанцы, – вверху гораздо глубже и быстрее, идти нам в чеченские селения далеко, да к тому же мы не имеем и провианта. Мы готовы следовать к Кизляру, но в чеченские селения не пойдем и разойдемся по домам».
Шейх Мансур пошел навстречу пожеланиям дагестанцев. 12 октября 1785 г. он со своим отрядом горцев двинулся к Аксаю и, приблизившись к Нижнему Яру, стал готовиться к переправе через р. Терек. Однако недалеко от того места, где восставшие собирались перейти реку, т.е. у Старогладковской станицы, был расположен царский отряд во главе с полковником Савельевым, состоявшим из батальона гренадер, двух мушкетерских рот и всех казачьих войск, располагавшихся по р. Терек. Тогда Мансур перенес место переправы к бродам, расположенным между станицами Щедринская и Червленная.
22 октября 1785 г. в 11 часов имам переправился через Сунжу и взял направление вверх по р. Терек для того, чтобы соединиться с восставшими кабардинцами и действовать после этого сообща. На протяжении всего времени продвижения Мансура с отрядом горцев к Кабарде он находился под постоянным наблюдением двух царских команд.
П.С. Потемкин приказал полковнику Нагелю срочно отправиться в Моздок и принять там отряд войск, а затем, при необходимости, присоединить к себе отряды полковников Савельева и Лунина. Затем перейти в наступление и пресечь возможность соединения отряда Мансура с кабардинцами. Если удастся воспрепятствовать их соединению, то этим может быть отрезан путь для отступления отряда Мансура. Сам генерал П.С. Потемкин с войсками в 5000 человек двинулся в сторону Бештовых гор и 21 октября 1785 г. расположился на р. Малка в Большой Кабарде.
Недостаток продовольствия парализовал движение горцев. Мансур вынужден был обратиться к кабардинцам, чтобы они выделили для его войска в качестве продовольствия с каждого двора по одной корове и мешку муки. После нескольких дней, проведенных в ожидании помощи из Кабарды, отряд Мансура двинулся далее в сторону Малой Кабарды. Однако на пути совершенно неожиданно он столкнулся с царскими войсками под командованием полковника Нагеля в районе укрепления Григориполис.
В отряд Нагеля входили: второй Московский полк, гренадерский батальон из рот Кабардинского и Селенгинского полков, два эскадрона Астраханского драгунского полка, Моздокский казачий полк, 150 человек гребенских и т.н. Семейных казаков и 150 человек донских казаков. Горцы зажгли опустевшие дома в селениях Малой Кабарды и предприняли попытку окружить отряд Нагеля. Отдельные группы всадников из горцев, как бы прикрывая основные силы восставших, постоянно выходили перед царскими войсками, не решаясь, однако, к ним приблизиться. Намерение восставших состояло, видимо, в том, чтобы завлечь царские войска в леса и ущелья.
Но когда восставшие горцы увидели, что войска Нагеля не предпринимают никаких мер, то на рассвете 30 октября 1785 г. решили атаковать отряд Нагеля с разных сторон, но были отбиты орудийными залпами из пушек. После этого горцы также открыли ружейный огонь по царским войскам. Полковник Нагель призвал к себе егерей и, присоединив к ним гребенских казаков и гренадерские роты Московского и Кабардинского полков, приказал выбить восставших горцев из укрытий. После пятичасового боя восставших горцев с царскими войсками, произошедшего в ущелье между укреплением Григори- полис и Малой Кабардой, военные действия вскоре прекратились. Сражение закончилось без определенных результатов с обеих сторон.
Мансур, имея достаточные силы, предпринимает попытку вторично атаковать отряд царских войск под командованием полковника Нагеля. С этой целью Мансур отправил к жителям Большой Кабарды князя Дола, чтобы убедить кабардинцев прийти на помощь горцам. Мансур уверял кабардинцев, что он разобьет отряд Нагеля или же перекроет им воду в горных речках, отчего последние будут вынуждены сдаться. И действительно, вскоре восставшие горцы перекрыли несколько горных речек, в результате чего отряд Нагеля вынужден был оставить прежнее место расположения и приблизиться к укрепленному местечку Татартуп.
Приняв переход царских войск в другое место за отступление, Мансур решил вновь атаковать их. 2 ноября 1785 г. в 7 часов утра Мансур во главе восставших горцев вторично предпринял атаку против полковника Нагеля у укрепления Татартуп. Имея при себе подкрепление восставших горцев от владельцев Большой и Малой Кабарды с подвластными им народами, отряд Мансура предпринял мощное наступление на царские войска с различных сторон: справа на русский лагерь наступали лучшие кабардинские наездники во главе с князем Долом; с тыла – кумыки во главе с Мансуром, слева – тав- линцы (аварцы) и, наконец, с фронта – основная сила, состоявшая из чеченцев и других народов (по-видимому, тех же дагестанцев). Тавлинцы, сражавшиеся пешими, произвели против царских войск отчаянную атаку и сошлись врукопашную; чеченцы, держась несколько вдалеке и используя различные укрытия, вели прицельную стрельбу.
После отражения атаки тавлинцев полковник Нагель перешел в штыковое наступление. Пушки вели непрерывный огонь. В этом сражении горцами впервые были использованы заготовленные Мансуром подвижные щиты на колесах для прикрытия горцев от прямого попадания картечи и ядер. Щиты были сколочены из двух рядов бревен с насыпанной между ними землей. Каждый щит имел по две пары колес, и они передвигались довольно легко и свободно. Число щитов в этом сражении составляло до 50. После артиллерийского обстрела позиций горцев и многочисленных атак с обеих сторон отряд Нагеля встретил наступавших горцев штыками. Вскоре царские войска овладели частью подвижных щитов горцев. Отступая под натиском царских войск, горцы оставили в ущелье часть своего имущества, в т.ч. знамена. Мансур вынужден был выйти из сражения и отойти лагерем на небольшое расстояние. Безусловно, в данном сражении и царские войска также понесли большие потери: в отряде Нагеля было много убитых и раненых солдат, однако преимущества регулярного строя и артиллерии русской армии здесь были проявлены в полной мере.
Полковник Нагель так и не смог одержать явной победы над отрядом Мансура, поэтому он не только не стал преследовать отходящих горцев, тем более что его кавалерия после этого сражения находилась в жалком состоянии, но и спешно стал отходить в сторону Моздока, посылая туда гонцов с требованиями срочной помощи. П.С. Потемкин послал к нему для подкрепления две гренадерские роты Ладожского и Бутырского полков, двести егерей Кабардинского полка, сто человек Волжских и семьдесят человек Семейных казаков.
После этого сражения, которое, на первый взгляд, закончилось без особого результата для обеих сторон (хотя успехом было одно то, что горцы с блеском выдержали целое сражение с армейским соединением европейского типа (пехота, конница, артиллерия)), авторитет Мансура был все-таки поколеблен. Ожидаемого чуда не произошло. Отдельные горские князья, владельцы, а также старшины различных деревень, покинув шейха Мансура, обращаются теперь со своими просьбами о помиловании к царской администрации. О своей готовности вновь присягнуть России пишут даже старшины родной деревни Мансура – Алды. «На сих днях, – указывал генерал П.С. Потемкин, – когда чеченские народы увидели движения стекающихся войск по р. Тереку близ пределов… некоторые старшины и владельцы, ожидая наказания себя, являться ко мне начали с принесением раскаяния».
Жители Алдынской деревни, собравшись у своего кадия и придя вместе с ним к Мансуру, стали спрашивать у него, что им дальше делать. «Ты много прежде обещал нам, – говорили алдынцы, – но ничего не исполнил и подверг только нас мщению русских. Что теперь ты нам скажешь: оставаться ли нам на зиму в деревне или разойтись и скрываться в горах?» – «Я не князь ваш, – отвечал им Мансур, – делайте, что хотите».
13 ноября 1785 г., когда царские войска пришли на р. Баксан, кабардинцы стали являться в их лагерь с просьбой о помиловании. В конце ноября 1785 г. от Большой Кабарды были отправлены депутаты в Россию от четырех влиятельных владельцев: Атажуки Хамурзина, Биарслана Касаева, Кайсына Джанхотова, Исмаила Темрюкова, от Малой Кабарды – Тепсаруко Таусул- танова. Кому-то были обещаны «пенсии». Некоторым кумыкским князьям были отправлены бриллиантовые перстни и другие подарки. В то же время для устрашения жителей, проживающих со стороны левого фланга, а также против самого Мансура решено было сформировать большой отряд под командованием полковника Нагеля, в который входили Астраханский, Томский и Московский полки, три батальона гренадеров, восемь полевых орудий и Гребенское, Семейное, Моздокское казачьи войска. Полковнику Нагелю приказано было захватить при малейшей возможности Мансура, обещая помилование жителям, подобно кабардинцам.
Волнение, охватившее многие районы на всем протяжении Кавказской Линии, и активная наступательная борьба восставших горцев не позволили генерал-поручику П.С. Потемкину приступить к торжественному открытию в 1785 г. Кавказского наместничества в г. Екатериноград. Даже лес, припасенный для сооружения присутственных мест и генерал-губернаторского дома, был сожжен повстанцами. Оно состоялось только 18 января 1786 г.
20 января 1786 г. прошли выборы уездных предводителей дворянства: Георгиевским уездным предводителем был избран князь Г. А. Потемкин- Таврический, а Александровским – статс-секретарь императрицы И.П. Елагин. Империя воспроизводила отсталые феодально-крепостнические порядки и на колониальных окраинах. Всем кабардинским и кумыкским владельцам, как подданным России, было разослано официальное приглашение явиться в Екатериноград на торжества открытия Кавказского наместничества.
Практически ничего не предпринимавший зимой 1785-1786 г. имам Мансур вновь заявляет о себе в марте месяце. Так, агент, посланный в Шали, где жил Ушурма, донес, что он намерен переселиться на запад в урочище, «называемое по протекающей здесь речке Мартан» (видимо Фортанга), недалеко от Карабулакской деревни. Сюда якобы должны перейти из Малой Кабарды два кабардинских аула с их владельцем Долом.
В этом же месяце, согласно известиям, комендант П.С. Вешняков сообщал князю Г.А. Потемкину, что намерение Мансура состоит в следующем: собрать сколько возможно горцев и идти на Большую Кабарду, а там, соединяясь с кабардинцами и закубанцами, совершать нападения на Линию. Сейчас у Мансура якобы в отряде не более 300 человек.
В начале 1786 г. Мансур стал требовать от аульных обществ, чтобы каждая горская мечеть выставила для него по три человека с полным снаряжением и на «содержание их по двадцати копеек со двора». П.С. Потемкин прокомментировал ситуацию так: «не видно, чтобы народы к нему (Мансуру. – Ш.А.) стекались, но осталось в них еще великое к нему уважение».
Между тем к середине 1786 г. предводитель Мансур вводил новые организационно-мобилизационные правила и соответственно структуру войск. Теперь каждая «горская деревня» (вероятно от какого-то определенного количества дворов) должна была отдавать по 10 человек для его войска с полным довольствием, выделять по 2 человека с каждого купа (квартал) для несения караула, а также отдавать 9-ю часть хлеба и урожая. Кроме того, имам ездил по аулам и занимался установлением среди горцев «духовных правил» (по-видимому, вводил требования шариата).
Для материального поддержания постоянного войска и аппарата управления местное население помимо зернового налога было обложено Мансуром еще и специальной податью: с 20 дворов – по одной скотине и по сабе (мешку) муки с каждого двора. Кроме того, было решено, чтобы собираемую помощниками имама с деревень на содержание неимущих людей подать (закат) отдавали теперь мобилизованным горцам. Повстанческие отряды Мансур решил разбить на небольшие отряды по 10 человек. Во главе каждого из таких отрядов должен был стоять тамада (начальник), и каждый такой отряд располагал своим кошем. В целом речь шла о формировании некоей системы военной мобилизации и налогового обеспечения государственного типа.
Вскоре один из эндирейских князей сообщал кизлярскому коменданту Вешнякову о том, что все андреевские, аксаевские и карабулакские жители обещали выполнить требование Мансура и дать по 2 человека от каждой мечети (квартальной). По свидетельству дореволюционного исследователя П. Юдина, в отрядах восставших горцев Мансура, как и в полках русской армии, были барабанщики, которые использовались для сбора людей.
В начале 1786 г. Мансур укрепляет свои позиции и число его сторонников начинает быстро расти. Так, кумыкский владелец Муртазали Чепалов, ранее отошедший от Мансура, вновь помирился с имамом и ездил тайно к нему в Чечню, где получил от него соответствующее задание. «…Сей владелец, – писал о нем генерал-поручик П.С. Потемкин, – с самого начала здешних замешательств был главнейшим помощником и другом бунтовщика Ушур- мы… а как он (Чепалов. – Ш.А.) половиною всех кумыцких селений владеет, то дружба его к бунтовщику тем была полезнее, что подвластные сего Али- Солтана составляли лучшую опору бунтовщика». Начали поступать также сведения, что к Мансуру приезжали два турка, которые якобы обнадеживают имама о присылке к нему войск, пушек и денег. «О предположении, что якобы турки обещают войска, – замечал генерал-поручик П.С. Потемкин, – конечно, вероятности нет, ибо проводить войско им невозможно, а что касается денег, то их они могут прислать».
Князь Дол – один из первых и верных сподвижников шейха Мансура – вновь вышел на сцену, он бывает в Шали у Мансура и поддерживает связь с другими князьями Кабарды. В это же время в народе публично было объявлено о том, что будто бы к Мансуру прислано письмо от Казыкумыцкого хана, в котором последний сообщал, что прибудет к нему весной со своим войском. Среди жителей ингушских деревень также царило беспокойство и волнение в связи с распространявшимися слухами о том, что горцы во главе с Мансуром намереваются в ближайшее время совершить на них нападение за их приверженность язычеству и противодействие Долу Мударову. В таком случае ингушские старшины быстро помирились с чеченцами (т.е. с Мансуром) и князем Малой Кабарды Долом, а последнему дали даже своих аманатов и обещали действовать совместно против царских властей. П.С. Потемкин тут же из Екатеринограда послал к ингушским старшинам и народу письмо, в котором предупреждал и предостерегал их от присоединения к Мансуру, соблазняя их добычей: «Я предписываю ингушам, – указывал генерал, – разорять Дола и всю добычу, ингушами приобретенную, оставляю в пользу вашу, ясырей, каких бы не имели, употребляйте как заблагорассудится. Словом, будьте верны, как были прежде, и сверх того, что добыча ваша, получите еще награждение».
Закубанские народы, возбуждаемые в это время частыми письмами и воззваниями от имама, стали в свою очередь серьезно интересоваться личностью Мансура. Они приезжали через Кабарду в Кумыкию и Чечню и наблюдали за действиями восставших горцев во главе с Мансуром. Так, премьер-майором князем Ураковым примечено было 20 человек закубанцев (ногайцев), которые, направляясь через Кабарду, утверждали, что едут в Кумыкию, однако по всему видно было, что они ехали к Мансуру.
В июне 1786 г. турецкий паша, видя, как закубанские народы по настоянию Мансура, вопреки намерениям турецких властей, совершают нападения на укрепленные разъезды царской администрации, отправил на Северный Кавказ ученого муллу в сопровождении четырех турок. Турецкий агент «софта» (кандидат в ученые-богословы), по его словам, прожил у Мансура 25 дней и установил, что он не особенно набожен и далеко не ученый-богослов, хотя строго придерживается и выполняет молитвы, «предписанные мусульманским законом».
Таким образом, положение Мансура до середины 1786 г. было сравнительно устойчивое. Еще весной 1786 г. растет интерес к выступлению горцев со стороны кабардинских, дагестанских и закубанских народов, не говоря об активности чеченцев и кумыков. Письма и прокламации Мансура к этим народам приносят в этот период некоторые результаты. Кроме того, ранее принятые имамом меры насильственной мобилизации горцев в ополчение (с каждой мечети по три человека и деньги с каждого двора), с одной стороны, обещание Турцией помощи восставшим оружием и деньгами, с другой, – все это воодушевило Мансура и его сторонников.
Однако Мансур оттягивал всеобщее выступление и только в конце июля 1786 г. созывает к себе руководителей вооруженных отрядов для объявления даты похода после праздника «Курбан-байрама». После сборов кумыков и чеченцев Мансур должен был соединиться с кабардинцами во главе с князем Долом и жителями некоторых ингушских деревень, после чего имам намеревался атаковать крепость Владикавказ.
Узнав о планах восставших, русское командование срочно направило к лагерю Дола на Сунже крупное соединение полковника Нагеля с четырьмя орудиями полевой артиллерии, чтобы «призвать ингушей и разрушить гнездо Долово». Захватив повстанцев врасплох, Нагель заставил Дола и его знатных сторонников «раскаяться», принести «присягу подданства» и распустить все свои силы. «Отрекаемся всегда от него, познавая и чувствуя, что не есть он богоугодный учитель, но разбойник и бунтовщик, оказавшийся на наше разорение и погибель», – писали под диктовку сторонники Дола.
Переход князя Дола на сторону царизма и его помилование произвели сильное смятение среди последователей Мансура. Многие владельцы, уздени и старшины спешат в августе 1786 г. принести повинную и просят помилования. Причем андреевские и аксаевские владельцы «и протчие старшины и уздени, согласясь все заодно в прилепленности своей к имаму (Мансуру. – Ш.А.), раскаялись, и если чеченцы и мичигышцы будут чинить вред нам или кизлярским народам, то согласились с ними драться…». Даже верный Мансуру Чепалов обещал служить России, ловить врагов и доставлять их в руки властей. Далее последовала волна обращений к России от всех дальних и ближних дагестанских владельцев, отмежевавшихся от Мансура.
В сентябре 1786 г. вновь усилились попытки царского командования захватить Мансура в плен. Были взяты расписки от многих кабардинских и дагестанских владельцев, старшин и народа о том, что, если имам явится в их селения, они беспрекословно должны задержать и представить его властям. 20 октября 1786 г. Этта Батырмурзин (зять Мансура), находившийся в лагере русских властей, дал свое первое показание. Он, в частности, сообщил, что отправлен сюда тайно Мансуром с просьбой о прощении. «Он (Мансур. – Ш.А.), – говорил Этта, – считает себя избранником Бога не для разбоев, но для удержания мусульман от злых дел и шалостей. Однако те народы брали неволею его (Мансура. -Ш.А.) с собой в российские места против войск российских. Ныне видит он (Мансур. – Ш.А.), что те народы на него не смотрят и не слушаются. Он от них опасается, чтобы его не убили или не выдали русским. И для этого просит пощады и помилования». Но когда генерал-поручик стал требовать, чтобы Мансур явился к нему сам, то имам передал через посланного узденя, что «он предается во всем в волю мою (генерала П.С. Потемкина. – Ш.А.), но однако ж ехать опасается». Скорее всего, имам пытался прозондировать ситуацию напрямую, стараясь выбрать новую линию поведения в условиях тотального отдаления от него всех его сторонников на Северо-Восточном и Центральном Кавказе. Это, конечно, было свидетельством политического поражения. Но все поменяла изменившаяся международная обстановка.
Турция, понесшая серьезные территориальные потери по результатам русско-турецкой войны 1768-1774 гг. (Кючук-Кайнарджийский мир), рассчитывала взять реванш. К 1786-1787 гг. в Европе сложилась такая ситуация, что Англии, Франции, Швеции и Пруссии (каждой по отдельности) потребовалось «занять» Россию войной в Азии, чтобы ослабить ее воздействие
на европейские дела. Послы европейских стран предлагали туркам любую помощь за выступление против России на суше и море: деньгами, флотом, вооружением, инструкторами и даже войсками. В то время, как в Константинополе велись сложные дипломатические переговоры, турецкие агенты уже развернули на Кавказе кипучую деятельность. Вместе с султанскими фирманами и богатыми подарками кавказским князьям и ханам щедро раздавались деньги, полученные от иностранных покровителей.
Начало нового масштабного движения горцев на Северном Кавказе во главе с таким известным вождем как шейх Мансур не только осложнило бы действия русских войск в Грузии, но и отвлекло бы русские войска с европейского театра военных действий и от Крыма, а самое главное – при начале войны Турции с Россией на юге и новой русско-шведской войны на севере, одновременное восстание всех горских народов от Каспия до Черного моря создали бы для царизма, ставившего практической задачей водрузить двуглавого орла над Стамбулом крайне тяжелое положение.
В январе-марте 1787 г. турецкие агенты все чаще стали появляться с щедрыми подарками в Закавказье, Дагестане, Кабарде и других горских владениях. Наконец, для русской агентуры выявилось, что один из прибывших с подарками и письмами в Дагестан турецкий чиновник имеет «повеление видеться с известным разбойником Ушурмою».
Тем временем Мансур, по-прежнему пребывавший почти в безвестности в Чечне и вряд ли знавший о назревающей большой войне, решил, не затрагивая больше тему выступления против России, призвать горцев к участию в утверждении дела ислама и наказании многобожников-язычников в лице соотечественников карабулаков и некоторых других горцев. Хотя в реальности распространение ислама в среде предгорно-плоскостных карабулаков шло еще с 1762 г., но они были конечно не всегда крепки в исполнении обрядов. Были еще карабулаки, жившие выше – в Галанчожском ущелье и мало охваченные новой для них религией.
Как бы то ни было имам собрал под религиозными лозунгами определенные вооруженные отряды и двинулся в западные районы Чечни с целью обращения «кафиров». Дело с торжественным походом под зелеными знаменами кончилось банальным вооруженным столкновением, в котором, как сообщали царские источники, имам проявил нерешительность, за что получил от чеченцев осуждение. По-видимому, основная цель похода имама Мансура против карабулакских старшин заключалась все-таки в том, чтобы обратить простой народ Галанчожского ущелья в единоверных мусульман, а не устраивать кровопролитие между собратьями.
Этот провал своеобразной религиозной кампании и, вероятно, появившиеся к тому времени слухи о приближающейся русско-турецкой войне (или же конкретные предложения адыгских племен и ногайских вождей, поступившие к горскому имаму) привели к тому, что Мансур покинул Чечню и через Кабарду уехал на запад в Черкесию (Закубанье).
9 июля 1787 г. русское командование узнало, что Мансур 5 июля перешел р. Кубань и находится в доме владельца Камамата Мансурова на р. Большой Инжик. Через несколько дней, 11 июля 1787 г., в рапорте генерал-поручика П.С. Потемкина на имя князя Г.А. Потемкина сообщалось, что «известный разбойник Ушурман с помощью закубанского Калги-Герея Мансурова прокрался за Кубань и уже все закубанцы генерально ему присягают».
Таким образом, закончился важный этап в политической истории Чечни и ее горских соседей, связанный с именем великого деятеля своего времени – шейха и имама Мансура.
Организационная сторона восстания в этот период, хотя и поднялась на новый невиданный ранее уровень, оставалась еще крайне слабой, тем более в сравнении с мощной мировой державой – Российской империей. Стихийный порыв народных масс Северо-Восточного и Центрального Кавказа не был должным образом поддержан и организован. Массы очень скоро потеряли наступательную энергию и стали отходить от своего вождя. Мансуру пришлось создавать себе базу в других районах – за Кубанью, среди черкесоадыгских народов и ногайцев Кубани, куда он и перебрался в 1787 г.
- 3. Мансур – вождь черкесов и ногайцев Северо-Западного Кавказа.
Завершающий этап движения
Во второй половине 1787 г. Мансур переносит военные действия против царских войск за р. Кубань и действует во главе закубанских (черкесоадыгских, абазинских) и ногайских народов. Своим уходом за Кубань Мансур вовсе не собирался прекращать военные действия в Чечне. Напротив, Мансур твердо верил, что, будучи за Кубанью, ему удастся поднять горцев Северо- Западного Кавказа и совместно с закубанскими народами, расширив таким образом базу движения, одолеть общего врага. Порта в свою очередь усиленно добивалась перехода Мансура на свою сторону. Турки полагали, что отсюда Мансур сумеет легко установить связь с горскими народами и как руководитель сможет направить выступление горцев в интересах турецкой империи.
Накануне второй русско-турецкой войны 1787-1791 гг. султанская Турция рассматривала Закубанский край в качестве удобного плацдарма для вторжения в Кабарду и уничтожения Кавказской Укрепленной Линии. Кроме того, турецкое правительство возлагало большие надежды на закубанские народы, воинственно настроенные против колониальных действий царских властей на Кавказской Линии. Поэтому вполне понятно, что они были не против увидеть Мансура, во главе восставших горцев против русских властей. «Турецкое правительство, – указывал дореволюционный историк Н.Ф. Дубровин, – старалось войти с ним в сношения и употребить его орудием для исполнения своих видов».
Среди других причин, восстанавливавших закубанцев против царизма, были и чисто экономические причины. Особенно недовольство горцев вызывал специальный указ Командующего на Кавказе генерал-поручика П.С. Потемкина, воспрещавший пропускать закубанские народы на территорию степной части Северного Кавказа за солью. Ограничения были введены также и для жителей Кабарды, которые имели право вывозить к себе только по одной арбе соли с уплатой таможенного сбора в 1 руб. 50 коп. Соль находила широкое применение для сдабривания питания домашнего скота, выделывания сыров и засолки мяса. Наряду с другими причинами возмущения действиями царских властей, «недовольство, вызванное этим распоряжением, было использовано турками во враждебных России целях».
Как известно, еще во время движения горцев отдельные царские генералы, в силу своей неосведомленности или, скорее всего, желая дискредитировать предводителя восставших горцев, объявляли Мансура в своих прокламациях и рапортах турецким агентом. Н.Ф. Дубровин писал: «В первое время появления Мансура, смотрели на него сначала как на эмиссара, подосланного турками, а потом как на пришельца, ищущего поддержки Порты». Но все эти предположения, оказались «несостоятельными».
К турецким властям, которые не были инициаторами его «священной войны», еще в начале 1785 г. доходили различные слухи, распространявшиеся вокруг чеченского имама. «Везде говорили, – отмечал прусский посол Диц в Стамбуле, – что появились три великих человека, чтобы они, как герои настоящей веры, очистили религию от “неверных”». В Османском государстве находились в ожидании этих духовных наставников (трех имамов, в том числе и имама Мансура), которые представляли, по мнению правящего класса, определенную угрозу прежде всего самому Константинополю.
Отсталая во всех отношениях Османская империя, позиционировавшая себя мировой исламской державой, а турецкого султана халифом всех правоверных, страшилась любых реформаторов ислама и панически боялась мессианских настроений – ожидания нового пророка, долженствующего объявить наступление конца света. «Все письма, которые шли оттуда (т.е. с Северного Кавказа), – говорит Диц, – точно расследовались; пускалось в ход все, что могло бы препятствовать и поколебать сторону имама Мансура». Дело дошло до того, что «решили было привлечь на свою сторону русского посла в Турции господина Булгакова, .. .чтобы через него просить русских выступить против этого мятежника».
Беспокойство Турции действиями Ушурмы объяснялось рядом причин. Во-первых, она боялась нарушить отношения с Россией. Призыв новоявленного имама к «священной войне» мог найти благоприятный отклик среди северокавказских мусульман, в частности среди закубанских народов, находящихся под турецким протекторатом, даже среди самих турок. В одном из донесений Биганзаде Али-Паши, коменданта гарнизона в Согуджаке, на имя Великого Визиря от 28 ноября 1785 г. сообщалось о восстании интенданта Хасана-Али, его офицеров и присоединившихся к ним ногайцев Кубани и адыгейцев. Восставшие готовились перейти на сторону Ушурмы. Благодаря в т.ч. вмешательству русских властей, не давших развиться мятежу среди ногайских племен, порядок в турецких гарнизонах был восстановлен, а виновники восстания – казнены. Известно также, что турецкие власти опасались «еретического и мятежного» характера движения Мансура и всеми доступными средствами собирало о нем сведения. Не зря русский посол в Стамбуле Булгаков сообщал, что «появление действительного пророка могло создать беспорядок во всей Оттоманской империи и иметь гибельные последствия».
«Я читал сводки писем и донесений, – отмечал в своей резолюции султан Абдул Гамид I, – …Приказываю передать паше Согуджака, что он должен очень серьезно разобраться в действиях шейха Мансура и в обстановке в тех районах. Обстоятельства настоящего времени требуют большой бдительности. Никакая непредвиденность не будет прощена».
Когда Мансур в начале июля 1787 г. оставил Чечню и перешел за Кубань, то Порта «рада была переманить его (Мансура. – Ш.А.) на свою сторону как политического деятеля». Присланный от суджукского паши некий эфенди одарил якобы Мансура деньгами, подарками и в то же время взял с него присягу о том, что он не предпримет ничего иначе, как с повеления Порты. После этого Мансур был приглашен к анапскому паше, который, помимо прочего, заявил, «по ревности твоей к вере послушны тебе не только все чеченцы, но и многие другие дагестанские народы… Старайся побуждать и увещевать, чтобы все магометане, вооружась, ополчились против россиян и нанесли бы вред неприятелю мусульманской веры». Интересно отметить, что ответная реакция Мансура была сдержанной. Тем не менее вскоре имам написал в Чечню, что «все закубанские народы меня чтут и ко мне присоединились», и как только он получит от турок войска, пушки и снаряды, он вернется с помощью на родину, в Чечню.
Свою деятельность среди закубанских народов с учетом их слабой религиозности Мансур начал с духовных наставлений. Как сообщал в рапорте генерал П.С. Потемкин, «…закубанцы …прилагаютвсю слепую веру, говоря, что Бог ему открыл знание». «Здешние Мансуровы дети (Мансурова орда, ногайцы. – Ш. А ), – сообщал посланный в лагерь имама турецкий богослов,- и все закубанцы, приняли Мансура за истинного святого великого проповедника», хотя, мол, на самом деле «ших – ложный проповедник Мансур, который не знает мусульманскую грамоту…».
Основная причина настороженности и враждебности турецких чиновных лиц к Мансуру заключалась в самих социальных мотивах движения, его целях и движущих силах. Турция ранее искала и находила себе союзников в борьбе с Россией среди князей и владельцев Дагестана, Кабарды, Кумыкии и Адыгеи. Подкупами и интригами нетрудно было управлять настроениями и действиями горских феодалов. Александр Беннигсен пишет, что из анализа «архивов турецких вытекает, что, как и раньше, Турция интересовалась князьями и очень мало – шейхом Мансуром». Им враждебен был сам народный характер движения, и поэтому примкнувших к Мансуру рядовых горцев и ногайцев они презрительно называли «наивными элементами, а также любителями воровства и грабежей…». Ни в коей мере не могла удовлетворить турецких властей и религиозная оболочка движения горцев. Дело в том, что Оттоманскую империю сотрясали национально-освободительные движения, которые нередко принимали форму борьбы за возврат к «чистоте и силе первичного ислама халифов, славно правивших». При этом в подчиненных Турции мусульманских областях «священная война» (газават) направлялась прежде всего против «порочных мусульман» – турок. Эти движения пуритан- реформистов волновали весь мусульманский мир и самым серьезным образом угрожали целостности Оттоманской империи и владычеству турок в подвластных им районах. Формально подвластный султану Северо-Западный Кавказ (Черкесия, Закубанье), считался неспокойным краем, а «вождей племен и хана Бакти-Гирея Кубанского… обвиняли в недисциплинированности, подготовке восстаний и даже в предательствах». Со своей стороны «кавказцы, дико привязанные к своей независимости, требовали более широкой автономии и упрекали турецких правителей в бесхозяйственности и пренебрежении к стране».
В начале 1787 г. турецкие власти направили к горским феодалам Северного Кавказа денежные средства и парадные «халаты» с призывом начать военные действия против России. В ответ владельцы обещали туркам при подходе их войск всем восстать против России поголовно.
Однако более или менее значительными силами, противостоящими царским войскам, располагал в это время лишь Мансур, и поэтому не случайно перед самой войной с Россией правительство Турции решило вынести официальное постановление о присвоении Мансуру звания «имама». Во время русско-турецкой войны 1787-1791 гг. Мансур со своими отрядами действовал в основном самостоятельно и отдельно от турецких войск.
Закубанские народы, ободряемые призывами Мансура, стали все чаще беспокоить русские укрепления на Линии. Они большими партиями переходили на противоположный берег Кубани, и несли жертвы при столкновении с царскими войсками. Особенно возросла военная тревога к концу июля- августе 1787 г.
Одновременно Мансур предпринимал попытки поднять чеченцев, дагестанцев и кабардинцев от своего имени. 31 июля 1787 г. поступило первое сообщение о том, что в Андреевской и других горских деревнях получены письма от Мансура, в которых он призывает всех правоверных мусульман быть единодушными и следовать его наставлениям.
9 сентября 1787 г. Екатерина II издала манифест о разрыве отношений с Турцией и открытии военных действий. Однако турки еще 21 августа без объявления войны отправили отряд из Суджука (Новороссийск) к черкесам для организации немедленного вторжения в пределы России. Отряд имама Мансура с 8-ю тысячами восставших горцев и закубанцев расположился между рр. Уруп и Лаба и открыл партизанские действия. Генерал-поручик П.С. Потемкин с отрядом в 8 тысяч человек при 35 орудиях переправился 20 сентября 1787 г. через Кубань у Прочного Окопа. Генерал-майору Елагину, командовавшему другой колонной, приказано было переправиться через Кубань ниже Овечьего Брода и прикрывать действия головной части отряда.
Высланный вперед полковник Ребиндер со своим отрядом 20 сентября 1787 г. приблизился к месту расположения лагеря в районе Зеленчука, где и произошло сильное кровопролитное сражение, закончившееся овладением русскими войсками вагенбургом (ограждение из нескольких сот арб, устроенное по инициативе имама) повстанцев. На другой день, 21 сентября 1787 г., сам Мансур во главе горцев атаковал отряд полковника Ребиндера, опрокинув некоторые его части, однако русские войска умело использовали артиллерию и тактику штыковых атак. К Ребиндеру подошли свежие части с генералом Ратиевым, посланные П.С. Потемкиным. Отбитый на всех участках битвы Мансур отошел на расстояние десяти верст от места сражения и встал лагерем.
22 сентября 1787 г. восставшие во главе с Мансуром вновь сразились с отрядом царских войск. На этот раз войска имама выступали очень плотными массами, тем более к восставшим пришло новое пополнение из темиргой- цев, бесленейцев и абазинцев. Генерал-майор князь Ратиев, расположив свои войска в соответствующем порядке, двинулся на горцев, и последние, будучи не в состоянии противостоять огню из пушек и ружей царских войск, стали распадаться на группы, укрываясь в глубоких лощинах и густых рощах, откуда их выбивали по отдельности. После битвы Ратиев добрался до деревень горцев и складов продовольственных имама и сжег все. 25 сентября 1787 г. во время возвращения русских войск назад Мансур с отрядом в 300 человек совершил ночью нападение на Казанский пехотный полк, который составлял арьергард. Горцы, использовавшие луки и холодное оружие, были отбиты с большим трудом.
Новый «Главнокомандующий на Кавказе» генерал-аншеф Текелли сразу же получил приказ от князя Г.А. Потемкина совершить новую большую экспедицию за Кубань. В середине октября 1787 г. три огромные колонны царских войск полностью разгромили и выжгли ногайские кочевья, затем аулы абазинцев и черкесов от Кубани до Лабы, до самых высоких гор. В это время Мансур успел собрать всех своих сторонников и отступил к горам, стремясь занять неприступные позиции, но противник преследовал артиллерийским огнем и штыковыми атаками буквально по пятам. Вскоре отряд генерала Ра- тиева принудил мансуровцев зайти в самые ущелья снеговых гор, а отряд генерал-майора Елагина, преградив дорогу к р. Лаба, отрезал им тем самым путь для отступления на плоскость. 22 октября 1787 г. большая часть восставших вынуждена была покориться. Сам имам Мансур с небольшим числом своих последователей с большими трудностями пробился на юг через вершины снежных гор Кавказского хребта, оставляя на пути умирающих от стужи и изнеможения людей, вышел к Черному морю в одну из турецких крепостей на абхазском берегу.
Генерал Текелли в рапорте князю Г.А. Потемкину от 7 ноября 1787 г. донес о своих мародерских успехах: «сожжено деревень более трехсот, ароб изысканных с остатками имения, разобранного войсками нашими до четырех тысяч, а также весь хлеб, даже сокрытый и в ямах не остался без истребления, а сено по полям до самой Лабы, и где найдено приготовленное даже и по горам и повсеместно, где войска не обращались, преисполнено дыму и огня». 2 ноября 1787 г. Текелли во главе войск прибыл на р. Кубань, а 5 ноября возвратился на правый берег этой же реки отряд генерал-поручика Иловайского.
Однако прорывы на другом – восточном отрезке Кавказской Линии – со стороны чеченцев, кабардинцев и кумыков участились. В рапорте на имя князя Г.А. Потемкина генерал-аншеф Текелли от 20 ноября 1787 г. доносил, что, по сообщениям, поступающим к нему от полковника Нагеля, чеченцы, несмотря на то, что потеряли якобы надежды на шейха Мансура после последнего столкновения восставших горцев с царскими войсками между реками Уруп и Лаба и понесенном при этом поражении, и по сей день продолжают совершать нападения на укрепления русских войск.
Захваченных при совершении нападений на русские укрепления горцев стали теперь не в заложники брать или обменивать, а «судить»: одних прогоняли сквозь строй, других же отправляли в ссылку. И все же окрестности Екатеринограда, Моздока и других укреплений и станиц были небезопасны, и отправляемые сюда казенные транспорты требовали вооруженного конвоя.
После вывода русских батальонов из Грузии сообщение властей с Закавказьем почти прекратилось, в связи с началом русско-турецкой войны и опасности со стороны чеченцев и кабардинцев Владикавказ и прочие укрепленные пункты на пути в Грузию от Моздока к 1788 г. были оставлены, а гарнизоны присоединены к действующим войскам на Линии.
В связи с некоторым военным оживлением в ходе русско-турецкой войны 1787-1791 гг. и планами турок открыть на Северо-Западном Кавказе новый фронт войны с Россией имам Мансур вновь начинает деятельность среди закубанцев и всех горцев Северного Кавказа, имея базой крепость Суджук- кале. Так, например, в январе 1788 г. было получено письмо от имама кабардинскими владельцами и узденями с призывом порвать дружбу с Россией. По данным генерала Текелли, Мансур от 25 января 1788 г. написал к чеченцам письма, в которых извещал их, что якобы им собрано из закубанских народов до 6 тысяч конных и 9 тысяч пеших людей с пушками, с которыми он намеревается после покрытия реки льдом прибыть к своим одноплеменникам. А до этого он требовал всячески совершать нападения на российские границы. И чеченцы, отмечал генерал Текелли, «будучи подкрепляемые заверениями от шиха (Мансура. – Ш.А.), собираясь большими отрядами, повсюду совершают нападения». Так, 4 января 1788 г. жители Шалинской, Герменчукской и Горячевской деревень Чечни совершили нападение на Новогладковскую казенную почту по Кизлярской дороге в трех верстах от станицы и захватили в плен сержанта Кизлярского гарнизонного батальона Осипова и 7 человек гребенских казаков.
В феврале 1788 г. Мансур посылает новые письма к чеченцам, в частности алдынцам и девлетгиреевцам, обещая через месяц прибыть с 20-тысячным войском. От него же письмо было прислано в Большую Кабарду, чтобы «сделано было 20000 седел, и они отнеслись, что изготовляются и на потребной случай будут в готовности». Между тем, со второй половины 1788 г. резко увеличивается поток писем и фирманов от турецкого султана к различным горским народам и закубанцам, в которых он лично, а также начальники гарнизонов в Суджуке и Анапе призывали все мусульманские народы совместно выступить против Российской империи. В горских аулах стали появляться и сами турки. Так трое турецких представителей были замечены в Эндирее.
Заслуживает внимания высказывание по поводу турецкой агитации генерал-аншефа Текелли: «…Турки давно владеют сим берегом (Черноморским. – Ш.А.), но горских народов никогда не могут покорить, и последние теперь мало подвластны и почти совсем нет. И они турков не только не уважают, но во многих местах не дают им пристанища и пропитания. И словом сказать, что горские народы тогда склонны к подвластию туркам, когда они снабдева- ют их деньгами и подарками».
Так обстояли дела и таково было положение на Кавказской Линии, когда князь Г.А. Потемкин предписал генералу Текелли выступить как можно скорее и начать военные действия против турецких крепостей Суджук-кале или Анапы. «Сие предприятие тем нужнее, – писал князь Г.А. Потемкин, – что послужит к отвлечению неприятеля от Тавриды (Крым. -Ш.А.), куда, по всем известиям, устремляет он главнейшие свои силы». Была произведена новая экспедиция за Кубань отдельными большими колоннами против Тамани и Суджука, где турки, несмотря на большую поддержку черкесов и ногайцев, потерпели поражения. 13 октября 1788 г. отряд Текелли подошел к крепости Анапа, где в это время был сосредоточен значительный гарнизон турок, готовивший крепость к обороне. Здесь же в Анапе находился в это время и имам Мансур. Однако турки, храбро выйдя из крепости, а черкесы, действуя с другой стороны из горных ущелий, не дали царским войскам расположиться здесь лагерем для штурма. Генерал Текелли после нескольких стычек с восставшими горцами ушел обратно на Линию и расположился на зимних квартирах до следующего года.
Императрица Екатерина Вторая отстранила Текелли от должности за нерешительность, командование досталось генерал-поручику Бибикову, который на исходе 1789 г. решил совершить зимнюю экспедицию и в начале 1790 г. двинул за Кубань 14 батальонов пехоты, 6 эскадронов драгун и семь казачьих полков. Эта огромная колонна не была должным образом обеспечена достаточным количеством продовольствия и палатками.
Поверив ложным сведениям торгующих армян о мнимой слабости горских народов, отряд Бибикова взял направление к Анапе. По мере того, как отряд Бибикова продвигался вперед и углублялся в горы, горцы оказывали отчаянное сопротивление царским войскам. Побуждаемые самим имамом Мансуром закубанские народы все плотнее окружали отряд, сковывая его дальнейшее продвижение вперед. Горцы заходили с тыла, стараясь отрезать сообщение между отдельными частями отряда, а на дорогах устраивали завалы и засеки. Заманивая отряд Бибикова в горы, в то же время на расстоянии 50 верст вперед и на десять верст по сторонам закубанские народы стали жечь свои селения со всеми запасами.
Наконец, после целого ряда боевых столкновений Бибиков 23-24 марта пробился к Анапе, в которой были довольно серьезные турецкие силы. Тем не менее генерал Бибиков предпринял было попытку штурмовать Анапу. Однако 25 и 26 марта поднялась сильная снежная буря, ударили холода, от которых в одну ночь пало до 150 лошадей. В такой обстановке (тем более когда горцы по призыву Мансура все в больших силах собирались в горах над Анапой) Бибиков решил отступить. Во время отступления отряду Бибикова пришлось испытать еще более тяжелые лишения, пройдя с 27 марта по 11 апреля 120 верст. Солдаты питались травою, кореньями и кониною. Одним словом, они с удесятеренной силой пережили все то, что когда-то перенес Мансур со своим отрядом, зимой переваливший Главный Кавказский хребет.
4 мая 1790 г. отряд Бибикова в самом жалком состоянии подошел к русской Линии. Потери отряда Бибикова составили: 233 убитых, 618 человек умерших от болезней и голода, 121 пленных, 23 утонувших и 111 бежавших. Оставшиеся в живых по общему мнению – ни на что более не годились. Барон Розен доносил, что увидел «сих непоколебимых в твердости офицеров и солдат в такой жалости, которая выше всякого описания». Князь Г.А. Потемкин был сильно расстроен неудачей и печальным результатом похода генерала Бибикова. «Сей недостойный офицер, – доносил князь Г.А. Потемкин Екатерине II о Бибикове, – для снискания личной пользы, пренебрег всем и подвергнул гибели людей, из которых каждый поистине дороже его… Расстроил он связь и войска, а намерениям моим положил препону. Сколько сим возгордятся турки? А паче в краю, где все припишется чудесам лжепророка Шейх-Мансура».
В таком состоянии командование Кавказской Линии принял генерал- поручик граф де-Бальмен, прибывший именно тогда, когда турки перешли в наступление, рассчитывая на активную помощь как со стороны закубанских народов, так и кабардинцев. Немалый расчет был и на сторонников имама Мансура, чей авторитет резко возрос после победы над Бибиковым.
Еще раньше, осенью 1789 г., находясь среди закубанцев, имам Мансур установил через торговых людей контакты с киргизско-кайсацкими народами (казахи), жившими в северо-восточной части Каспийского бассейна. В это время они стали получать специальные письма от Мансура, «в которых, между множество лжепророческих и пышных его (Мансура. – Ш.А.) в рассуждении их закона по учении содержится поощрение и внушение киргизскому народу итти вооруженною рукою к Астрахани…».
Парализовав с помощью казахов, находившихся в то время в состоянии военных действий с царскими властями, по р. Урал и Волга военное и экономическое влияние Астрахани, Мансур тем самым намеревался через нее разорвать связи России с Северным Кавказом, Дагестаном и Закавказьем и тем самым обессилить могущество царских властей на Кавказе. Между тем, в середине 1790 г. у влиятельных князей и владельцев Кабарды, Дагестана и Кумыкии стали появляться турецкие чиновники с деньгами, подарками и фирманами, в которых они приглашались к совместному выступлению против России.
В письмах к горским князьям и духовным лицам указывалось, что в начале весны в города Суджук и Анапа будет отправлено большое число турецких войск с артиллерией, провиантом и денежной казной. В задачу войска будет входить: «иметь движение к городу Кизляру и сделать приступ». Кроме того, всем кубанским народам и бесленейским жителям также предписано, «собравшись, идти в Кабарду, и соединяясь со оными, и вышеупомянутый город Кизляр атаковать…».
И действительно, командующий турецкими силами в Черкесии видный военачальник Батал-паша, собрав, наконец, 8 тысяч пехоты, 10 тысяч турецкой конницы, до 15 тысяч ополченцев-закубанцев и 30 орудий, двинулся в сентябре на запад в сторону Кабарды.
28 сентября 1790 г. Батал-паша перешел на правый берег Кубани и продолжил свой путь – 29 сентября 1790 г. на р. Тохтамыш он столкнулся с русскими войсками. Пять колонн русских войск двинулись на противника, все они в той или иной мере были безуспешно контратакованы горской конницей. Турки еще не успели втянуться в бой, как одна из русских колонн ворвалась в лагерь и захватила в плен Батал-пашу со всей свитой.
Деморализованные столь явным поражением турок черкесы и ногайцы стали приносить присяги и выдавать аманатов.
Между тем, еще 23 августа 1790 г., на Линии стало известно, что «все чеченцы принимая сие за правду (о начале похода Батал-паши), без изъятия готовятся на скопища… и что все их наклонение есть при случае скопища впасть к Кизляру». А через месяц, 27 сентября 1790 г., генерал-майор Савельев сообщает Грызлову о том, что прибывшие из турецкого лагеря 8 человек чеченцев известили своих земляков о приближении турецкого войска к Кубани, поэтому идет собрание «сборищ для впадения в наши селения».
Согласно сведениям, доставленным в это время лазутчиками, «приставленными» к селению Алды, Мансур приезжал на тот момент в Чечню с целью подготовки к войне. Во время сражения 30 сентября 1790 г. русских войск под командованием генерала Германа с турецко-черкесской армией Батал- паши на р. Тохтамыш (близ современного г. Черкесск) имама Мансура здесь не было. Более того, в конце сентября 1790 г. старшина Войска Гребенского Фролов имел сообщение, что «Ушурма из Алды с пятнадцатью человеками из лутших людей отбыл за Тарки к Дженгутайскому Ахмет-хану назад тому уже семь дней для соглашения сделать сборище с тем, чтобы дженгутайцы со своей стороны, а чеченцы – с другой, соединясь, напали на Кизляр…».
Надо полагать, что Мансур перебрался из Анапы в Чечню несколько раньше, чем о нем вновь заговорила царская администрация на Кавказской Линии. Своим приходом в Чечню в середине 1790 г. Мансур, безусловно, действовал в целях успеха похода Батал-паши и достижения главной цели – уничтожения здесь власти и влияния Российской империи. Новый командующий Кавказским корпусом генерал С. Булгаков немедленно потребовал от генерал-майора Савельева, а последний, в свою очередь, от кизлярского коменданта, разведать, где находится в данное время «возмутитель Ушурма», есть ли «при нем какие скопища». Однако узнав о полном поражении Батал- паши, горский имам из Дагестана ушел в Закавказье и кружным путем вернулся в Черкесию.
На исходе 1790 г. генерала С. Булгакова сменил на посту командующего войсками Кавказского и Кубанского корпусов генерал-аншеф И.В. Гудович. Ему приказано было срочно выехать на Линию и приложить особое усердие к «открытию самой ранней кампании на Анапу, дабы истребить сие гнездо турков, положить навсегда предел беспокойствам, которые Порта, подкупая и подущая закубанцев, в том крае производила».
В конце января 1791 г. генерал И.В. Гудович прибыл на Кавказскую Линию и основательно стал готовиться в поход. Пока шли приготовления, турки прилагали все усилия, чтобы поднять против России мусульманское население края. Шейх Мансур, который находился в это время в Анапе, также рассылал свои воззвания к горским народам, призывая последних к решительной борьбе с царскими властями. «Изъявляю вам искреннее почтение мое, – говорил Мансур, – и советую очистить сердца ваши от пороков и ходить путем истины, по закону Божию. Старайтесь ополчаться против беззаконных и мужественно наносите им вред. Я знаю достоверно, что война русских уже страшит; собираю теперь силы; ожидаю прибытия сюда войск правоверных и, с ними соединясь, предприму наступление на русских. Не бойтесь угроз их. Настало уже время ослабления беззаконных и торжества мусульман».
9 мая 1791 г. генерал И.В. Гудович с 11 батальонами пехоты, 1900 человек егерей, 24 эскадронами кавалерии и 20 орудиями двинулся к Анапе. На соединение с ним шел также отряд генерал-майора Загряжского из Кубанского корпуса. В его отряде насчитывалось 4 батальона пехоты, 20 эскадронов драгун, два донских казачьих полка и 16 орудий полевой артиллерии. 24 мая 1791 г. оба отряда соединились и расположились в восьми переходах от Анапы, у Талызинской переправы через р. Кубань.
Перейдя р. Кубань русские войска оказались на территории Черкесии. Генерал Гудович понимал, что успех экспедиции во многом зависел от того, как себя поведут местные закубанские народы – черкесские племена, населявшие западную часть Северного Кавказа. Поэтому он, как человек предусмотрительный и большой дипломат от природы, отпустил всех пленных и дал знать горским владетелям-князьям (дворянам), жившим вблизи Анапы, что он не собирается поднимать оружие на горцев, а идет с войсками по их земле только с одной целью – бить турок, с которыми Россия находится в состоянии войны.
Известно, что к 1791 г. Анапа представляла из себя современную крепость, возведенную с помощью приглашенных французских инженеров. Ее гарнизон имел 83 орудия и 12 мортир, большей частью крупного калибра. Гарнизон, по несколько преувеличенным данным, состоял из 10 тысяч турецкой пехоты и примерно 15 тысяч крымских татар и горцев. На рейде стояло несколько крупных судов, имевших на борту пушки. Начальником гарнизона был трехбунчужный Мустафа-паша. В Анапе находился сам Мансур, считавшийся в Черкесии святым, который призвал окрестных горцев и ногайцев готовиться к решительной битве. Однако, как указывалось, генерал Гудович всеми средствами постарался во время движения не раздражать горские народы и запретил войскам наносить им какой-либо ущерб. Тем самым он ослабил пропаганду Мансура и турок.
Тем не менее, 9 июня 1791 г., когда царские войска приблизились к Анапе, в четырех верстах от нее они были атакованы несколькими тысячами черкесских войск. Черкесы расположились на высотах и стали оказывать сопротивление переходу русских войск через небольшую горную речку. Однако вскоре сильным артиллерийским огнем восставшие черкесы были выбиты с высот. 19 июня войска пушки Гудовича открыли огонь по крепости, а в ночь на 20 июня бомбовые удары произвели пожары в различных частях города. Пожар продолжался до рассвета, произошли взрывы, сгорело множество домов, в том числе дом самого паши. И.В. Гудович 20 июня в 8 часов отправил письмо паше, в котором предлагал ему сдать Анапу, обещая свободу ее гарнизону и жителям. Хотя Мустафа-паша и готов был принять предложение русских, однако имам Мансур, находившийся в это время в крепости, якобы настаивал на сопротивлении. Вместо ответа на предложение Гудовича турки открыли огонь по русским войскам.
Генеральный штурм Анапы был назначен на 21 июня 1791 г. За полчаса до рассвета штурмовые колонны русских войск пошли на приступ. В это время 8 тысяч закубанцев (горцев) спустились с гор и атаковали с тыла вагенбург (лагерь) царских войск. Однако они раз за разом были отбиты оставленным заслоном из казаков и пехоты.
Через некоторое время восставшие горцы вновь пошли в атаку из леса, прикрывшись огнем нескольких легких пушек. Правда, на этот раз они атаковали русские войска в другом месте. Узнав начало такого маневра, генерал- майор Загряжский отправил в штыковую контратаку пехотинцев подполковника Спешнева. После непродолжительного рукопашного боя с царскими войсками горцы вновь отступили в горный лесной массив. После этого восставшие еще не раз выходили из леса и весьма храбро бросались в бой с шашками и кинжалами, но после наступления русской пехоты горцы отступили и на сей раз атака закубанцев была отбита сначала гребенскими и семейными казаками, а затем отрядом генерал-майора Загряжского.
22 июня 1791 г. в 8 часов утра войска генерала И.В. Гудовича штурмом овладели Анапой. Турция потеряла в этом сражении около 8 тыс. человек (считая и утонувших в море). Кроме того, в этом сражении было взято в плен около 14 тыс. человек. Среди пленных оказались: начальник гарнизона крепости Мустафа-паша, большое число турецких чиновников. Имам Мансур, закрывшись в погребе с 16 своими приверженцами, продолжал отстреливаться, пока генерал-майор Загряжский не послал его предупредить, что в случае дальнейшего сопротивления он взорвет погреб. Мансур вынужден был сдаться царским властям, тем более что генералом И.В. Гудовичем торжественно было заявлено о предоставлении свободы всем пленникам после окончания войны, а Мансуру, кроме того, в соответствии с его званием, – почетный плен и содержание в Петербурге.
Вскоре с чрезвычайными предосторожностями и под усиленной охраной из турецкой крепости имам Мансур был доставлен в Петербург. Правда, вместо обещанного почетного содержания он был помещен в одном из казематов Шлиссельбургской крепости, где его допрашивал секретарь «Тайной экспедиции» полковник Шешковский. Правительство Екатерины II смотрело на 30-летнего горца как на опаснейшего политического преступника.
Между тем Мансур вел себя в крепости неспокойно: он просил и даже требовал выполнения обещания генерала И.В. Гудовича об освобождении его как военнопленного, но его просьбы оставались без внимания. «Его пылкая южная натура, – пишет М.Я. Корольков, – не могла мириться с суровыми требованиями крепостного режима, приводившего его в ярость, и в один из дней, в припадке гнева, Мансур ударом ножа убил караульного солдата».
Об этом происшествии немедленно было сообщено Екатерине II и создано особое следствие. 15 октября 1791 г. Мансур, как бунтовщик и важный государственный преступник, секретным рескриптом Екатерины II на имя коменданта Колюбакина был отправлен в Шлиссельбургскую крепость и приговорен к пожизненному заключению в ней «за возбуждение народов гор против России и причинение большого ущерба Империи».
Мансур находился в страшном заключении до весны 1794 г. Гнет неволи и тоска по родине развили в нем чахотку, и 13 апреля того же года Мансур скончался. Тело его секретно, ночью, без всякого обряда было погребено на Преображенской горе. Так окончил свою героическую жизнь великий шейх и имам Мансур – «предтеча» имамов Чечни и Дагестана.
При изучении причин поражения движения народов Чечни и Северного Кавказа в 1785-1791 гг. необходимо, конечно, учитывать, что восставшим горцам противостояла одна из самых могущественных держав того времени. Самодержавие располагало мощным государственным аппаратом, громадными людскими ресурсами, военачальниками, имевшими за плечами большой опыт ведения войн. Слабо вооруженным горским партизанам и ополченцам противостояли хорошо обученные российские регулярные войска с артиллерией.
Другим обстоятельством, сыгравшим существенную роль в усилении роли России в истории горских народов, было развитие торгово-экономических связей и все более усиливающееся взаимодействие с Россией и русским народом. Новые русские города, казачьи станицы и поселения российских крестьян на Кавказе не могли не воздействовать благоприятно на хозяйственную и культурную жизнь соседних горских обществ и не породить политическую ориентацию на Россию.
Наблюдаемые на Северном Кавказе политическая беспомощность местной элиты, жившей представлениями средневековья, этническая и политическая раздробленность горцев, сравнительная отсталость их хозяйства приводили к тому, что они оказались крайне слабыми и неподготовленными к многолетней упорной борьбе. Имам попытался провести некоторые реформы, направленные на государственное строительство – налоги, организация постоянного войска и т.д. Но акции Мансура были всего лишь первым опытом организации разноплеменных кавказских народов в интересах общей борьбы.
В движении горцев под предводительством Мансура имелись также общие черты с восстаниями Болотникова, Разина и Пугачева (основная сила движения – крестьянские массы, большой размах восстания, обширность охваченной народным движением территории, наиболее активная часть восставших – беднота и т.д.).
В силу объективных причин в борьбе горцев большую роль играла религиозная оболочка. Говоря о роли религиозной оболочки в деле консолидации сил горцев в борьбе с царизмом, в то же время необходимо отметить, что религиозная идеология несколько смещала реальное видение ситуации и приводила к упованиям на чудеса и знамения. Вместе с тем деятельность имама Мансура привела к укреплению позиций ислама на всем Северном Кавказе.
Сам предводитель движения – Мансур – кроме больших организаторских способностей и харизмы религиозного вождя, обладал, видимо, некоторым военным дарованием, что никак нельзя сказать о его ближайших помощниках из числа феодалов. Отмечено, что при нем горцы стали применять некоторые новшества в своих боевых действиях. Например, в одном из сражений с царскими войсками на территории Кабарды повстанцы впервые использовали подвижные щиты на колесах для защиты от артиллерийского огня. Мансур пытался действовать и большими массами горцев в сомкнутом строю, впервые использовал (видимо, в подражание русской тактике) в полевых сражениях с царскими войсками опорный укрепленный лагерь – вагенбург. Он с легкостью и молниеносной быстротой производил перемещение крупных соединений горцев на большие расстояния и мастерски использовал эффект неожиданности.
Как и всякое крупное выступление крестьянских масс, движение горцев конца XVIII в. неизбежно должно было оставить глубокий след в жизни народов Кавказа. Движение горцев значительно усложнило позиции царизма на Северном Кавказе. Царскому командованию пришлось перестроить свою политику, укрепить Кавказскую Линию, создать здесь новые опорные пункты для продвижения в глубь Кавказских гор.
- 4. Особенности выстраивания российско-чеченских связей
на рубеже XVIII-XIX вв. Воздействие движения имама Мансура
В 1785 г., как известно, учреждается Кавказское наместничество в составе Екатериноградского, Кизлярского, Моздокского, Александровского и Ставропольского уездов. К этому времени царизм в основном закончил захват большей части Предкавказья, главным образом предкавказской черноземной степи, и начинает устраиваться на новых землях. Идет вакханалия раздач и самовольных захватов земли. Помещики, тем или иным способом добывшие себе участки в покоренном крае, переводят сюда целыми деревнями крепостных.
В результате быстрого продвижения России на Кавказ во второй половине XVIII в. здесь складывалась очень сложная историческая обстановка. «К 80-м гг. XVIII в. царизму приходилось иметь дело с непосредственно граничившими с линией Надтеречными чеченцами, кумыками и шамхальством Тарковским и с расположенной дальше, в глубине страны, в горах, основной массой чеченского населения и различными дагестанскими ханствами и обществами».
Для подчинения «многоплеменного» Северного Кавказа Екатерина II использовала широкий спектр средств и методов: политические, дипломатические, экономические. Силовые методы были лишь дополнением к ним. Екатерина II при утверждении России на Северном Кавказе приоритет отдавала все-таки не последним. При подчинении Чечни Петербург решил в первую очередь попытаться использовать политические средства, учитывая предыдущий опыт русско-чеченских взаимоотношений. Тем более, что чеченская сторона постоянно демонстрировала стремление быть в мирных договорных отношениях с Россией. Так, в 1781 г. целый ряд равнинных чеченских обществ подписали соглашения (договоры) о подданстве России, весьма неоднозначно толкуемые в исторической литературе последних 30 лет. В.Б. Виноградов и его соавторы назвали это событие «добровольным вхождением Чечни в состав России».
Однако целый ряд авторов (Е.Н. Кушева. Л.И. Лавров, Я.З. Ахмадов, С .-А. Исаев и др.) уже тогда (в начале 1980-х гг.) не согласились с этой «концепцией». Они считали, что присоединение Чечни к России – это результат Кавказской войны. С.-А. Исаев писал, что «присяги чеченских обществ 1781 г.», как и приносимые ранее начиная с 1588 г. «присяги и обещания являлись лишь политическими заверениями об их (чеченцев. – Ш.Е.) готовности к мирному сосуществованию с соседним казачьим населением и военными властями на Тереке.. ,».
Без сомнения, в 1781 г. в российско-чеченских взаимоотношениях произошло важное событие, наложившее отпечаток на их дальнейшее развитие. Попытаемся хотя бы кратко проанализировать это политическое явление.
В российско-северокавказских взаимоотношениях второй половины XVI – середины XVIII в. присяги и соглашения о «подданстве» горцев России были многократно повторяющимся явлением. В большинстве случаев горские владельцы и общества подписывали эти соглашения под давлением российской администрации, зачастую – после военных походов против них.
Еще в конце 70-х гг. XVIII в. Петербург и его кавказская администрация решили ускорить установление реального российского господства на двух северокавказских территориях, которые чуть ли не с XVI в. считались находящимися в российском подданстве и у населения которых существовала более или менее устойчивая пророссийская политическая ориентация – в Кабарде и Чечне. В Кабарде, опираясь на ее князей, решено было начать создание российской администрации в форме «родовых судов и расправ», а в отношении Чечни возникли планы ее полномасштабного присоединения к России. Основанием для этого служили растущее стремление чеченцев к расширению торговли с русскими и существующая (несмотря на события середины XVIII в.) ориентация чеченцев (особенно равнинных) на Россию.
Если в феодальном мире Северного Кавказа в XVI-XVIII вв. не было устойчивых внешнеполитических предпочтений (они постоянно менялись между Россией, Турцией и Ираном), то чеченцы в этом плане оказались более последовательными. «Мы не располагаем конкретным планом присоединения Чечни к России, – писал один из современных историков, – но нет сомнения в его наличии – слишком целенаправленно и «формально-юридически» продуманно действовала российская сторона». Реализация плана была возложена на кизлярского коменданта А.М. Куроедова. Таким образом, «инициатива в присоединении Чечни принадлежала России», что само по себе снимает вопрос о «добровольности вхождения» чеченцев в состав России.
Для чеченцев главными стимулами в ориентации на Россию было расширение торговли в российских пределах (крепостях и русских поселениях) и мирное сосуществование с русскими. В XVIII в. для чеченцев не было внешней угрозы. Ни Османская империя, ни Крымское ханство, ни Иран никогда не пытались утвердиться в Чечне. Это объяснялось географическим положением Чечни, расположенной в середине северокавказского региона. Турции и Крымскому ханству, чтобы дойти до Чечни, надо было сперва захватить Кабарду, а наступательный, захватнический порыв иранцев разбивался еще в Дагестане. Так что чеченцы стремились к союзу с Россией не из-за внешней угрозы, а из-за экономических, добрососедских соображений.
В XVIII в. торгово-экономические связи чеченцев с Россией и народами Кавказа значительно окрепли и расширились. Кизляр, Моздок, ряд казачьих станиц и русских поселений на Северном Кавказе превратились к концу XVIII в. в крупные торговые центры, где горцы продавали (обменивали) продукты своего производства на мануфактурные товары, соль, металл и прочие изделия, крайне необходимые в крестьянском хозяйстве и в повседневной жизни. «В истории внешних экономических взаимоотношений XVIII в. предстает этапом выхода населения Чечено-Ингушетии к рынкам Российского государства, а также к торговле со странами Востока. Торговые связи Чечено- Ингушетии с Россией, завязавшиеся еще в XVI-XVII вв., приобретают в это время постоянный характер, отличаются сравнительно возросшей интенсивностью товарообмена и начинают играть в общем внешнем товарообороте Чечено-Ингушетии немаловажную роль».
Царские власти использовали право на торговлю для горцев как одно из средств их подчинения России. Возникновение любой напряженности в русско-чеченских отношениях на протяжении XVIII в. приводило к тому, что чеченцам либо вообще запрещалась торговля в российских пределах, либо для чеченцев устанавливались высокие пошлины. Зачастую товары чеченцев и ингушей не доходили до покупателей из-за произвольно вводимого карантина со стороны местных властей. Поэтому свободная торговля в российских пределах была важнейшим фактором, притягивавшим чеченцев к России.
Судя по документам, переговоры о вступлении ряда чеченских обществ в российское подданство начались в 1780 г. «…А в прошедшем 1780 г. троекратно от старшин присланы были ко мне письма с прошением о принятии их по-прежнему в подданство. Но оказалось, что еще колебались они в своих мыслях. Посему и оставлял их без ответа», – докладывал Куроедов в Петербург Г. А. Потемкину.
После предварительного обсуждения текста «Договора» с чеченской делегацией в Кизляре он был подписан в селении Чечен-Аул. Договор состоял из преамбулы и 11 статей. В преамбуле подчеркивалось, что чеченцы давно уже находились в подданнических отношениях с Россией: «Мы, нижепоименованные большие чеченские и аджиаульские старшины… будучи из древних лет подданными Всероссийскому Престолу, хотя и присягали прежде предкам ЕИВ в верности своей… но, забыв долг клятвенного своего обещания… отступали от должного повиновения… Ныне же, раскаявшись, … выспрашиваем всевысочайшее повеление о принятии всех старшин и народ по-прежнему в вечное подданство». Вскоре к этому «Договору» присоединились старшины еще целого ряда чеченских обществ: чахкеринцы, гехинцы, гермечиковцы, качкалыковцы. Согласно договору, в Чечне сохранялось «внутреннее самоуправление»: «Старшин же в деревнях для исправления общественных дел избирать нам самим беспрепятственно, ково в ту должность удостоим по древним обычаям» (ст. 3). Но в качестве высшей власти в Чечне устанавливалось российское управление: «Владельцев наших почитать и во всем им повиноваться» (ст. 3). Это же подчеркивалось для чеченской стороны и в преамбуле «Договора»: «И ничем постановляемым начальникам и их установлениям противиться не будем». Речь шла, конечно, о чеченских князьях Турловых, прибывших в Чечню полтора столетия назад и кумыкских князьях, правивших по «найму» в некоторых чеченских аулах северо-восточной части края (Качкалыковское общество).
В конце XVIII в. и официальный Петербург, и кавказская администрация, уверенные в своей силе после ослабления позиций Турции и Ирана на Северном Кавказе (окончательная победа России над этими державами в борьбе за этот регион была уже совершенно явственной после заключения Кючук- Кайнарджийского мира в 1774 г.), не считали уже нужным считаться с интересами и волеизъявлением ни рядовых горцев, ни их феодальной верхушки. «Молодая имперская идеология, набиравшая силы в пору «просвещенного абсолютизма», четко проявилась в «Договоре» о присоединении Чечни: хорошо осознавая унизительность для Чечни передачи ее в управление соседним феодалам, Петербург находил в порядке вещей не церемониться с племенем, «Богом забытым», на Большом Кавказе». Н.И. Покровский назвал события начала 80-х гг. XVIII в. «попытками закабалить чеченцев путем насаждения и укрепления феодалов». В то же время чеченцы, согласно ст. 9 «Договора» от 1781 г., получали право неограниченной торговли в русских пределах.
Позволить нам невозбранно проезжать для торгу в Кизляр, Моздок и протчие российские места. И никаких обид не чинить, считать и принимать нас везде так, как вечно и верноподданных». Ради этого чеченцы соглашались прекратить набеги, выдать аманатов и принять князей-«варягов».
Российская сторона считала, что с подписанием «Договора» 1781 г. вопрос о присоединении Чечни окончательно уже решен. Однако это было далеко не так. Чеченская сторона трактовала этот договор (как и все предыдущие) совсем по-иному. Чеченцы, как и горцы в целом, не воспринимали различные соглашения с Россией как действительное присоединение к ней, с соответствующими последствиями – потерей независимости, установлением царской администрации и российских порядков. Русские власти зачастую понимали «подданство» буквально, что приводило к острым конфликтам, кульминацией которых станет Кавказская война. Когда же русской администрации хватало гибкости и дальновидности, то создавались предпосылки для экономического, политического, культурного и психологического сближения Северного Кавказа с Российской империей.
Следует отметить, что вступление большей части равнинных чеченцев в российское подданство не снимало двойственного отношения кавказской администрации к новым подданным и не определяло четко их статус. Как отмечает П.А. Бирюков, «юридический статус принесших присягу оставался довольно расплывчатым. С одной стороны, в официальных документах они считались «верными подданными всероссийскому престолу», с другой – их земли, безусловно, не считались частью Российской империи, а захваченные в боях чеченцы считались пленниками, а не простыми уголовными преступниками».
Российско-северокавказские соглашения о подданстве горцев России часто носили формальный характер. Русско-чеченский договор 1781 г. не был исключением в этом плане. По мнению А.П. Новосельцева, каждый горский правитель, обращавшийся к России в XVI-XVIII вв., был заинтересован в сохранении своей власти, часть которой он готов был, в силу тех или иных причин, уступить российскому монарху. Но только часть. Обращавшиеся к России горские владетели, старейшины вовсе не были намерены полностью утратить свою независимость, тогда как царское правительство было заинтересовано в полном их подчинении.
И все же российско-северокавказские соглашения о подданстве горцев, при всей их непрочности, постепенно подготавливали политическую почву для будущего установления власти России на Кавказе, укрепляли здесь ее позиции. Эти соглашения – особенность кавказской политики России. В отличие от горских владельцев, с XVI в. наладивших относительно регулярный дипломатический обмен с Москвой и Петербургом, посылавших в русскую столицу свои посольства, которые принимались порой на самом высоком уровне, ни одно посольство афро-азиатских народов не посетило западноевропейскую столицу с ходатайством о принятии их в подданство. Горские же посольства в российской столице дипломатическим путем разрешали немало своих проблем и находили здесь зачастую понимание вплоть до конца XVIII в.
К концу же XVIII в. политическая ситуация на Северном Кавказе изменилась не в пользу горских народов. «Военно-политическая и дипломатическая нейтрализация Порты после войны 1768-1774 гг., уступка Османской империей по Кючук-Кайнарджийскому договору Крыма, Правобережья Кубани и Кабарды, завоевание в 1783 г. Крымского ханства, – эти и другие успехи России на Востоке позволяли считать вопрос присоединения Кавказа к Российской империи делом времени». Теперь, в конце XVIII в., Россия, уверенная в своей силе, требует от чеченцев полной покорности: выполнять все ее требования – выплачивать ясак, выдавать аманатов, принять в качестве представителей российской власти титулованных феодалов, прекратить набеги не только на российские поселения и крепости, но и на ее горских подданных.
Пятигорский историк, профессор Ю.Ю. Клычников пишет: «Ко второй половине XVIII столетия усилившаяся Российская империя начинает разочаровываться в своих северокавказских вассалах, … постепенно сходят на нет приемы северокавказских владельцев «на высшем уровне», столь часто практикуемые российским правительством в прежние годы. Петербург делает ставку на собственные силы, возводя на кавказском пограничье укрепленные линии и постепенно начиная казачье-крестьянскую колонизацию региона…
Кардинальным образом изменить положение могло социально-экономическое и культурное взаимопроникновение, захватывавшее самые широкие слои общества, а не только преимущественно элиту. Но происходило оно гораздо медленнее, и скорых результатов здесь ожидать не приходилось… Назрела ситуация, которую условно можно охарактеризовать как кризис в отношениях между немалой частью населения Кавказа и Российским государством».
Российско-горский союз, пророссийская ориентация большей части тогдашнего горского общества явились главным фактором в победе России над Османской империей и Ираном в борьбе за Северный Кавказ. Так что «реальный вклад» горцев «в обеспечение безопасности собственной территории и российского пограничья» был огромным. Достаточно вспомнить борьбу дагестанцев с иранскими завоевателями и борьбу кабардинцев и чеченцев с крымскими нашествиями. Но с конца XVIII в. Россия берет курс на превращение северокавказских вассалов-союзников в бесправных и покорных подданных. И задача эта выполняется преимущественно силовыми методами, сводя к минимуму использование политико-экономических средств.
В течение 1781-1782 гг. царская администрация настойчиво добивалась выполнения чеченцами условий «Договора» 1781 г. Как отмечает П.Г. Бутков, «в исходе 1782 г. от всех чеченских селений, кроме Атаги, генерал-поручик Потемкин получил аманатов. И как жители селений Чечни и горячевских изъявили паки желание повиноваться владельцам, коих некогда от себя изгнали, то Потемкин и определил над чеченцами прежних их владельцев…». В течение этого времени практически прекратились нападения чеченцев на российскую кордонную линию. Однако селение Атаги категорически отказалось выдать аманатов, якобы атагинцы «одни из всех чеченских племен не хотели дать аманатов, – отмечал В.А. Потто, – и собрали значительную партию для нападения на казачьи городки или на мирных чеченцев». Якобы готовившееся нападение атагинцев на казачьи станицы – скорее всего, попытка задним числом оправдать последующий поход в марте 1782 г. русских войск в глубь Чечни. «На атагинцев же, – пишет П.Г. Бутков, – которые предпринимали даже сделать покушение на селения по Тереку и на единомышленных с ними ингуш, послан для предварения их в том военный деташемент».
Так, «политика ласканий», принесшая несомненные успехи, как присяга большинства равнинных селений Чечни на верность России в 1781 г., очень скоро сменилась на «политику силы». Петербург и кавказская администрация не учли, что на Северном Кавказе грубое вмешательство во внутренние дела горских обществ и применение против них силы однозначно вызывает сопротивление горцев. Именно эта неоднократно повторенная политическая ошибка в политике России на Северном Кавказе и приведет к Большой Кавказской войне.
Командующий войсками на Кавказе П.С. Потемкин, внимательно следивший за событиями в Чечне, решил наказать атагинцев в «назидание» остальным чеченцам, чтобы оно стало и предупреждением за возможную в будущем непокорность. «Князь Потемкин Таврический предписал генерал- поручику Потемкину чувствительнейше наказать чеченцев за шалости, ими производимые, особливо за убийства». В начале сентябре 1783 г. большой российский отряд (три батальона пехоты, 12 орудий и 1150 казаков) вновь «взял Атаги штурмом и предал его пламени». При возвращении отряда у Ханкальского ущелья произошел ожесточенный бой с чеченцами, в котором последние потеряли свыше человек только убитыми. Атагинцы были вынуждены принести присягу на «верность» России, выдать аманатов и принять к себе «владельца». В донесении в Петербург наместник сообщал: «… Будучи тронут дерзостями чеченцев и кумыцкого народа, производящего на здешней стороне реки Терека убийства и грабежи, принудил силою оружия князей их, старшин и народ учинить… в верноподданстве присягу и взял от них аманатов». Как видно на примере атагинцев, присяги чеченцев о «верноподданстве» России не всегда принимались «добровольно».
Кроме Атагов, царские войска уничтожили селения Гойты, Рошни, Гехи, Алды. Были возвращены и некоторые феодалы-управители. Чечня была настолько ослаблена этими карательными походами, что «целый год прошел после того довольно спокойно».
Но обманчивость этого спокойствия понял теперь и П.С. Потемкин. Как понял и то, что с помощью феодалов-«варягов» управлять Чечней не удастся. И тогда в 1784 г., накануне большого восстания в Чечне под руководством шейха Мансура, П.С. Потемкин в донесении в Петербург (князю Григорию Потемкину-Таврическому) выдвинет предложение, которое позже станет «сердцевиной» плана А.П. Ермолова по покорению Чечни: «Чеченцы, – писал П.С. Потемкин, – такой народ, который по зверским своим наклонностям никогда не бывает в покое и при всяком удобном случае возобновляет наглые противности, не взирая даже на своих аманатов. Унять их от сих поступков не остается иных средств, как только или истребить их совершенно, жертвуя немалую часть своих войск, либо отнять у них все плоские места, толико нужные им для скотоводства и хлебопашества» (выделено нами. – Ш.Г.). Т.е. два варианта решения «чеченской проблемы», предложенные главой кавказской администрации на Северном Кавказе – это геноцид и/или депортация чеченцев. Екатерина II в ответ на предельные жесткие предложения П.С. Потемкина даст указание кавказской администрации: «Не одною силою оружия надлежит побеждать народы, в неприступных горах живущие и имеющие на- дежныя в оных от войск наших убежища, но паче правосудием и справедливостью смягчать и выигрывать сердца и приучаться более обращаться к русским».
Основанием в 1784 г. крепости Владикавказ в основном завершается строительство Кавказской военной линии – сплошной цепи крепостей, военных укреплений-редутов и казачьих станиц, протянувшихся от Каспийского моря (Кизляра) до Азовского и Черного морей. Строительство линии нарушило сложившиеся веками традиционные пути перегона скота с гор на зимние пастбища. Горцы понимали, какой угрозой для них была Кавказская линия, ее систематическое продвижение к Главному Кавказскому хребту. Вот почему к концу XVIII в. недовольством российской политикой, и прежде всего ее колонизационной политикой, было охвачено большинство горцев Северного Кавказа. Н.И. Покровский считает, что с этого времени чеченцы, «действовавшие почти вне связи с народами Центрального Кавказа, оказались перед возможностью более широкого выступления».
Карательные экспедиции царских войск, попытка насаждения в Чечне колониальных порядков, строительство Кавказской линии вызвали мощное восстание горцев под руководством пастуха Ушурмы (Мансура) из чеченского селения Алды в 1785 г. Н.И. Покровский считал, что основная причина этого восстания – «попытка насадить в Чечне феодалов, предпринятая ца ризмом вместе с начинающимся колониальным закабалением чеченцев. … По широте распространения оно почти не имело себе равных»90. Восстание горцев Северного Кавказа под руководством шейха Мансура объективно исследовано в трудах Ш.Б. Ахмадова, в т.ч. и в настоящей «Истории…», поэтому здесь будут отмечены некоторые общие и частные моменты из истории этого движения.
Большинство народно-освободительных, антиколониальных движений в странах Востока проходило под религиозными лозунгами, поскольку только религия могла в тех условиях выступать как объединяющая и мобилизующая сила. Возглавляли эти движения, как правило, богословы, начинавшие свою деятельность в качестве проповедников, призывавших народ к нравственному очищению. В XIX в. это Дипонегеро в Индонезии, Абд-аль-Кадыр Алжирский, дагестанские имамы, Мухаммед Ахмед (Махди) Суданский и т.д. Но первым в этом ряду был Ушурма Алдинский (шейх Мансур). Я. Гордин отмечает, что шейх Мансур «попытался объединить горские племена для борьбы с наступающей империей (т.е. с Россией. – Ш.Г.) и создать подобие теократического государства. Во многом Мансур был предшественником имамов XIX в. – Кази-муллы, Гамзат-бека и Шамиля».
Уже с XIX в. вокруг личности и деятельности Мансура шли споры и складывались целые легенды. Не было единства мнений даже о его происхождении. То он оренбургский татарин, то он итальянец Джованни Боэтти, и лишь в последнюю очередь – чеченец из с. Алды. А уже в сталинское время, когда страна была больной шпиономанией, Мансура объявили турецким агентом и эмиссаром. Изданный в 2007 г. коллективный научный труд «Северный Кавказ в составе Российской империи» рассказывает: «К концу XVIII в. движение за очищение ислама и джихад против России перекинулось в Центральный, а затем и на Северо-Западный Кавказ. Во главе его здесь тоже встали склонявшиеся к суфизму отдельные представители местной мусульманской духовной элиты, известные антироссийскими и проосманскими симпатиями. Среди них выделялся пастух Ушурма (Мансур, ум. 1794?) из чеченского селения Алды. Он учился в Дагестане, где вступил в братство Накшбандия, и затем, по непроверенным данным, в 1783 г. стал его шейхом. Вокруг него собирались недовольные русским засильем чеченцы, дагестанцы и кабардинцы.
…Рассчитывая на помощь турок, Ушурма стремился захватить Азово- Моздокскую военную линию, овладеть Военно-Грузинской дорогой через Осетию и Кавказский хребет и выбить русских с Северного Кавказа. Накануне очередной русско-турецкой войны 1787-1791 гг. Большая и Малая Кабар- да отложились от России и послали свои отряды Мансуру. Летом 1785 г. его армия осадила Кизляр, но была разбита».
Мансур никогда не принадлежал к «местной мусульманской духовной элите». До его ухода в Закубанье в 1786 г. ни в каких «проосманских симпатиях» он замечен не был (во всяком случае, в источниках это не отражено). А вопрос о том был ли Мансур официально шейхом братства Накшбандия остается открытым, хотя судя по всему он разделял некие суфийские правила. В советские времена Мансура не раз и совершенно необоснованно и несправедливо обвиняли в том, что возглавленное им движение носило якобы антирусский характер. Антирусских мотивов нет ни в одной из проповедей Мансура. Он призывал лишь к борьбе за свободу, к борьбе против царских властей, которые в конце XVIII в. пытались насильственными методами установить в крае свое господство. Именно поэтому Н.И. Покровский подчеркивал, что в проповедях Мансура «нет ни национальной вражды, ни национальной исключительности, и для своего времени на Кавказе это – редкость».
Социальная программа Мансура была крайне расплывчатой и в ней трудно проследить четко и ясно оформленные антифеодальные лозунги, не говоря уже об антифеодальных действиях. Более того, в восстании Мансура активное участие приняли ряд дагестанских и кабардинских феодалов. Когда Мансур появился в Кабарде, «недовольные своими владельцами уздени и простой народ с радостью приняли предложение Мансура, надеясь при его посредстве избавиться от деспотического правления своих князей». Однако «имам обратился не к простому народу Кабарды. Он остановился у одного из князей – Дола и приглашал к себе князей и владельцев, многие из которых пошли на его зов. В переписке и в сотрудничестве с Мансуром отмечены многие феодалы Дагестана, особенно кумыкские. «Стремясь к наибольшему накоплению сил, Мансур блокировался с кабардинскими, кумыкскими и дагестанскими владетелями. А эти последние, рассчитывая получить в результате победы имама политическую независимость при сохранении в полном объеме возможностей эксплуатации своих «подвластных», выступили против царизма, прикрываясь, впрочем, фиговым листком верноподданнических писем и недостоверных оправданий».
Итак, основной мотив в движении горцев конца XVIII в. под руководством Мансура – борьба за свободу, сохранение независимости, укрепление пуританского ислама. В конце октября 1785 г. с остатками чеченского и кумыкского ополчения Мансур перешел в Кабарду и в дальнейшем продолжал борьбу с Россией среди адыгов и черкесов, пока не попал в плен к русским войскам в 1791 г. при штурме Анапы.
Из поражения восстания Мансура определенные выводы сделали и чеченская, и российская стороны. Чеченцы в 1785-1786 гг. полностью изгнали своих феодалов (российская администрация, напуганная восстанием, не стала настаивать на их возвращении в Чечню), но повторно принесли присяги и выдали аманатов (изгнанные князья поселились по правому берегу Терека). К концу XVIII в. большая часть чеченских аулов и обществ, проживающих по Тереку и Сунже, формально вступили в подданство России. Приблизительную картину об этом дает и рапорт кавказского наместника П.С. Потемкина князю Г.А. Потемкину от января 1786 г.: «Из давних времен положено с разных народов сопредельных, которые ныне уже подданные суть престолу Е.И.В., брать аманатов. И брались оные без всякого положения и случайно, по обстоятельствам… Я нахожу нужным, чтоб брать аманатов владельческой фамилии по одному владельческому сыну и двух узденей, а с деревень, которые владельцам не повинуются по одному из старшинских детей. … Здесь подношу вашей светлости роспись, сколько потребно аманатов.
Официальный Петербург и кавказская администрация, встретив упорное сопротивление чеченцев насаждению российской власти насильственным путем, вновь в определенной степени вернулись к «политике ласканий». В 1786 г. Г.А. Потемкин разработал «Положение о горских народах», утвержденное вскоре и Екатериной II. Оно предусматривало совсем иной способ присоединения Северного Кавказа к России, чем те методы, которые применяла на практике кавказская администрация. Оно предполагало постепенное превращение горцев в военно-служилое сословие по образцу казачьего войска с теми же функциями. Это, по замыслу автора, открыло бы им путь «к славе, чести и почестям» и, в конечном итоге, к слиянию с империей. Предусматривалось избавление горцев от земельной тесноты путем предоставления им равнинных территорий. Одним из основных принципов программы Г.А. Потемкина провозглашалось уважительное отношение к местному населению, пробуждение симпатий к России («не допускать своевольства», «ловить сердца и привязывать к себе»). Разумеется, в этой программе много утопичного, порожденного, скорее всего, плохим знанием реальной обстановки на Северном Кавказе. Но тут важнее другое – тенденция в кавказской политике Петербурга решать вопросы присоединения горцев Северного Кавказа мирным путем.
Своеобразным продолжением этой тенденции явились инструкции Екатерины II графу Валериану Зубову в 1796 г., перед началом Персидского похода: «Не заниматься покорением народов, оружием неукротимых и от сотворения мира не признававших ничьей власти; неважные грабежи их презирать, против коих полезнее умножать собственные предосторожности и оными наказывать дерзающих, чем отмщать целому народу за грабежи нескольких хищников и возбудить против себя взаимно отмщение целого народа, а трудными походами в ущельях терять людей напрасно, тратить время и одерживать победы бесполезные».
Павел I, вступивший на российский престол в ноябре 1796 г., первостепенное значение отдавал активности России на Западе (борьба с Французской революцией, сохранение результатов раздела Польши, выполнение союзнических обязательств). В отношении восточных дел он провозгласил «миролюбивую» политику и прекратил здесь всякую наступательную активность. Вместо ставленника Екатерины II П.С. Потемкина, сторонника жестких мер в отношении горцев, новым наместником Кавказа был назначен генерал Еу- дович. Основы своей кавказской политики Павел I изложил в январе 1797 г. в рескрипте Еудовичу: «Мы всему предпочитаем безопасность наших пределов и спокойствие подданных наших и потому в ожидании, покуда время и обстоятельства воспособствуют подробную на тамошний край устроить систему, находим за нужное предначертать для вас следующие правила:
Первое. Относительно собственных наших границ. Мы почитаем, существенно выгоднейшим, чтобы линия их наблюдаема была от устья реки Кубани, восходя вверх ее и потом ближайше и удобнейше, выводя оную на реку Терек до Кизляра и т.д., сию линию содержать в таком исправном и почтительном состоянии, чтобы она не только оберегала пределы наши, но и обуздывала впереди ее обитающие разные дикие народы». Среди этих «диких народов», «обитающих за пределами нашими», оказываются в результате этих указаний царя кабардинцы (считавшиеся в подданстве России с середины XVI в. и де-юре присоединенные по Кючук-Кайнарджийскому договору), ингуши (присоединенные в 1770 г.), осетины (1774 г.), чеченцы (конец XVIII в.). И это при том, что в Кабарде, как на принадлежащей России территории, в 1769 г. введено приставство, а с 1793 г. вводится российская судебная система. В Чечню и Кабарду регулярно направлялись военные экспедиции в наказание за «нарушение» подданнических отношений.
Второй пункт этого рескрипта Павла I, противореча первому, указывает на необходимость создания для этих «диких народов» зачатков российской администрации в виде приставств: «Народы горские всякого рода, к сей линии прилеглые или подручные, удерживать в кротости и повиновении… для обеспечения же себе в верности их, содержать при вас или в ближних губернских городах, от них аманатов, а при них имея приставов, которые ласкою могли бы удержать в них приверженность к России». Приставами назначались строевые офицеры действующей армии, подчинявшиеся командующему на Кавказской линии. К концу XVIII – началу XIX в. было создано около 20 приставских управлений, в том числе приставства «Урусбиевского, Хулам- ского, Чегемского и балкарского народов», «Мало-Кабардинское», «Кумыкское», «Назрановского народа», «Карабулаков и чеченцев», «Надтеречных чеченцев и брагу нс кого народа». В числе этих приставств не было дагестанских, за исключением кумыкского, поскольку они создавались только для народов, считавшихся формально присоединенными к России, «для присмотра за поведением» местного населения и исполнением им «распоряжений правительства».
Позже, в другом рескрипте к Гудовичу Павел I запретит походы российских войск на земли горцев, с целью «отвратить всякие поводы к ссорам с соседственными народами и к взаимным с их стороны набегам». В то же время в ноябре 1799 г. в рескрипте к наместнику Кноррингу (сменившему Гудо- вича) император указывает: «Атаману Гребенского войска майору Зачетову объявить Монаршее благоволение за баранту, сделанную чеченцам». Более того, в 1800 г. Павел I вообще снял все ограничения на производство набегов против горцев и разрешил «репрессалию». Таким образом, и при Павле I у царского правительства нет четкого отношения к тем горским народам, которые подписали соглашения с Россией о подданстве. Двойственная политика в их отношении по-прежнему сохраняется.
Особенностью российской колониальной политики на Кавказе было и то, что власти требовали от горцев при подписании каждой присяги верности выдачи аманатов (заложников) из наиболее уважаемых и знатных горских семейств. Аманатов вынуждены были давать практически все горские народы, принимавшие российское подданство. Как отмечает В.С. Гальцев, горцы «обязаны были в знак сохранения присяги посылать в города и крепости Кавказской линии десятки аманатов. Участь аманатов была ужасной». Н. А. Тава- калян также писал, что русские власти держали аманатов «в положении жалких, бесправных рабов». Образную картину положения аманатов в русских крепостях дал А.С. Пушкин, наблюдавший за ними во время своей поездки на Кавказ в 1829 г.: «В крепости видел я черкесских аманатов, резвых и красивых мальчиков. Они поминутно проказят и бегают из крепости. Их держат в жалком положении. Они ходят в лохмотьях, полунагие, и в отвратительной нечистоте. На иных видел я деревянные колодки».
Социальные верхи чеченцев пытались уклониться от выдачи в аманаты своих детей и взвалить эту повинность на рядовых горцев. Но чеченская масса всегда противилась выдаче аманатов. Как отмечал Р.Ф. Розен, «не было примера, чтобы нахождение аманатов в руках правительства удержало в каком-либо неприязненном предприятии народ сей. …Присяга и аманаты суть весьма слабые залоги верности чеченцев». Институт аманатства, только обостряя российско-чеченские отношения, никак не способствовал удержанию горцев в покорности. В случае нарушения горцами присяги верности аманатов в доермоловский период не казнили: их либо отсылали назад, домой, либо отправляли в крепости в глубь России, где отдавали в солдаты.
Особенностью кавказской политики России было и то, что представители кавказской администрации далеко не всегда следовали указаниям из Петербурга. Вопреки провозглашенной Павлом I «миролюбивой» политике в отношении горцев, командующий войсками на Кавказской линии генерал-майор Мейер в 1797 г. составил «Руководство к успешному предприятию против чеченцев», в котором доказывал, что российского господства в Чечне «иначе нельзя достигнуть, как или выводом знатной части чеченцев на правый берег Терека, или переселением в Сибирь, или совершенным истреблением оных, дабы образцовою таковою, но справедливою местию устрашить и все прочие народы». Крайняя непоследовательность официального Петербурга и кавказской администрации в своей политике в отношении Чечни не могла дать положительных результатов.
С 80-х гг. XVIII в. и до 1807 г. чеченцы практически не давали присяг на верность России, но с 1807 г. в равнинной Чечне начинаются попытки установления административной власти России в форме приставств. Основанием для всех этих действий царских властей в Чечне явились российско-чеченские политические соглашения 1781-1783 гг. и широкое народное движение под руководством имама Мансура в 1785-1791 гг.
Таким образом, с начала 80-х гг. XVIII в. Россия, используя различные средства (и политические, и насильственные), стремится установить свою власть над Чечней, придавая этому исключительно важное значение в плане утверждения российского господства на всем Северном Кавказе. Именно в Чечне проходили своеобразное испытание различные методы и средства, которые царские власти начнут активно использовать с начала XIX в. для полного покорения всех горских народов Северного Кавказа.
Нельзя не учитывать и международный аспект движения Мансура, совпавшего по времени с французской буржуазной революцией (1789-1799 гг.), русско-турецкой войной (1787-1791 гг.) и шедшей одновременно с русско-турецкой – войной со Швецией (1788-1790 гг.). Россия была вынуждена серьезно корректировать свои внешнеполитические действия в связи с новой «пугачевщиной» на Северном Кавказе. Только после завершения движения имама Мансура и русско-турецкой войны центр тяжести внешней политики России был перенесен вновь на Запад. Российская империя в союзе с Англией и Австрией оказалась вовлеченной в борьбу с революционной Францией; много сил у царизма отнимали и польские события (восстание Т. Костюшко – 1794 г.).
Столь же серьезным было воздействие данного движения и на политику собственно Османской империи на Кавказе и в отношении России. В конце XVIII – начале XIX вв. на Кавказе произошли крупные события, оказавшие серьезное воздействие на политическую ситуацию в регионе: это вторжение иранского шаха Ага-Мухаммеда в Закавказье (1795 г.), крупный поход русских войск в Дагестан и Азербайджан (1796 г.), завершение строительства Кавказской военной линии (80-90-е гг. XVIII в.) на Северо-Западном Кавказе, официальное присоединение Восточной Грузии к России (манифест Павла Первого от 1 января 1801 г. – 22 декабря 1800 г. по старому стилю) и, спорадические восстания северокавказских народов в течение 90-х гг. XVIII в.
Взгляды государственных деятелей России, в связи с отсутствием «покорности» горцев (несмотря на вековые военные усилия), которые оказались к тому же способными на крупные военные действия и определенную степень организации под руководством шейха и имама Мансура, претерпевали определенную эволюцию. На первый план выдвигается пока еще гипотетическая идея создания некоего федеративного кавказского государства, дружественного России. Эта мысль о мирном «приращении» горских народов к России была выражена в официальном документе «Положение о горских народах», одобренном Екатериной II, и получила своеобразное дальнейшее развитие в рескриптах ее наследника Павла Первого от 1797 г., полагавшего возможность создания из множества местных народов «федеративного» кавказского государства под его верховным протекторатом.
Рапорт коменданта Согуджака от 5 сентября 1785. Документ № 1011 из турецких архивов // Беннигсен Ал. «Священная война» шейха Мансура на Кавказе в 1785-1791 гг. Малоизвестный период и сотрудничество в русско-турецких отношениях. Рукописный фонд ИИЯЛ Даг. филиала АН СССР. Ф. 1, ед. хр.
-а. С. 159-205.
Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. II. СПб., 1886. С. 105.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 7. Л. 29-29 об., 30.
РГВИА. Ф. 52. On. 1/194. Д. 350. Ч. 6. Л. 31, 37.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 6. Л. 35-35 об., 38-38 об.
Скитский Б.В. Социальный характер движения имама Мансура // Известия 2-го Северокавказского педагогического института. Орджоникидзе, 1932. С. 111.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 7. Л. 28, 32, 60.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. I. Л. 17 об.; Там же. Д. 350. Ч. 7. Л. 28, 60.
Дубровин Н. Указ. соч. Т.П. С. 106.
Б.В. Скитский. Указ. соч. С. 110.
См.: Дубровин Н. Указ. соч. Т. II. С. 107; Скитский Б.В. Указ. соч. С. 107, 109.
Скитский Б.В. Указ. соч. С. 107.
Архив Северо-Осетинского научно-исследовательского института. Ф. 37. On. 1. Д. 2. Л. 65, 67 (Рукопись проф. Б.В. Скитского. К вопросу об истории крестьянских движений у горцев Кавказа во 2-й половине XVIII в. 1950).
Архив Северо-Осетинского научно-исследовательского института. Ф. 37. Св. 286. Закл. 9; Скитский Б.В. Социальный характер движения имама Мансура… С. 110.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 7. Л. 52, 60, 61-61 об.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 7. Л. 63 об.
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 106.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 7. Л. 60-60 об.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 8. Л. 3; Там же. Ч. 11. Л. 11-11 об.; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 111-112.
См.: Смирнов Н. А. Восстание шейха Мансура на Северном Кавказе // Вопросы истории религии и атеизма. Сб. статей. Т. 1. М., 1950. С. 21-22; Беннигсен Ал. Указ. соч. С. 159— 205.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 9. Л. 39; Там же. Ч. 8. Л. 4-4 об.; Архив Чеченского государственного краеведческого музея (ЧИРКМ). Оп. 2. Св. 3. И. 7. Л. 7, 14-15.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 8. Л. 8 об.
Ахмадов Ш.Б. Имам Мансур. Грозный, 1991. С. 170-171.
СМ.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350; Там же. Ч. 8. Л. 10; Там же. Ч. 9. Л. 24 об.; Там же. Ч. 11. Л. 5-5 об., 39, 41-41 об.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 8. Л. 10-10 об.; Там же. Ч. 9. Л. 28-28 об.; Там же. Ч. 11. Л. 6,38.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 9. Л. 90; Архив ЧИРКМ. Оп. 2. Св. 3. И. 7. Л. 18.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 9. Л. 93-93 об., 94-94об; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 118.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 9. Л. 137-137 об.; Там же. Ч. 10. Л. 37, 42, 60-60 об.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 9. Л. 122, 136; Там же. Ч. 11. Л. 4; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 121-122.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 10. Л. 56-57; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. II. С. 123-124.
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 127-129.
Архив Северо-Осетинского научно-исследовательского института. Ф. 37. On. 1. Д. 2. Св. 286. Зап. 2 (Рукопись проф. Б.В. Скитского. К вопросу об истории крестьянских движений у горцев Кавказа во 2-й половине XVIII в. 1950).
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 130.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Ч. 11. Л. 52.
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 132.
Там же. С. 135.
Там же. С. 223.
Там же. С. 225
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/19. Д. 365. Л. 244-244 об.; ЦГАРД. Ф. Кизлярский комендант. Д. 2635. Ч. 2. Л.
См.: ЦГАРД. Ф. Кизлярский комендант. Д. 2635. Ч. 2. Л. 73, 106; Юдин П. Лжепророк Ушурма – Ших-Мансур (Из истории религиозных движений на Кавказе)… С. 217, 224; История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII века. М., 1988. С.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 366. Ч. I. Л. 15, 45, 80.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 366. Ч. I. Л. 7, 80-80 об.; Там же. Д. 366. Ч. 2. Л. 17, 31,275-275 об.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 366. Ч. 2. Л. 240; Сборник Императорского русского исторического общества (ИРИО). Т. 47. СПб., 1885. С. 179-181.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 366. Ч. 4. Л. 9, 26, 42, 44, 45-45 об., 82, 83-83 об., 89, 97; См.: Смирнов Н.А. Указ. соч. С. 49-50.
Смирнов Н.А. Указ. соч. С. 51.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.
. Ч. I. Л. 7, 12, 97.
См.: Айтберов Т.М., Ахмадов Я.З. Известия арабоязычных документов XV-XVIII вв. об общественных отношениях у вайнахов // Общественные отношения у чеченцев и ингушей в дореволюционном прошлом (XIII – начало XX вв.) Грозный, 1982. С. 47, 50-51; Айтберов Т.М., Ахмадов Я.З., Горчханова Г. А. Русско-вайнахские отношения в начале 60-х годов XVIII в. (Архивный источник о миссии представителя российских властей в Карабулаке) // Прогрессивное влияние России на социально-экономическое и политическое развитие народов Чечено-Ингушетии. Сб. статей. Грозный, 1989. С. 48-49.
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. II. С. 234
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/394. Д.
. Л. 350; Смирнов Н.А. Указ. соч. С. 54.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/394. Д.
. Л. 350; Смирнов Н.А. Указ. соч. С. 54-55.
См.: Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 103; Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVT-XIX вв. М, 1958. С. 86-87, 143.
Zinkeisen Z.W. Geschichte des OsmanischenReichenEuropa. T. 6. Iotha, 1859. S. 530-531, 533-534; Diez, Depeschen vom 10, und 25. November, 1785.
См.: Беннигсен Ал. Указ. соч. С. 159-205; Сборник ИРИО. Т. 47. С. 179-181; Смирнов Н.А. Восстание шейха Мансура на Северном Кавказе. С. 45.
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. II. С. 234-236; Скитский. Б.В. Указ. соч. С. 114.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.
. Ч. 2. Л. 16, 33-33 об.; Беннигсен Ал. Народное движение на Кавказе в XVIII в. Священная война шейха Мансура 1785-1791 гг. С. 159-205.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.
. Ч. 2. Л. 9 об. 14об.-15, 81-81 об.; Беннигсен Ал. Указ. соч. С. 159-205 (Рапорт посланца в Государственный Совет Турции от губернатора Чилдира Сулеймана-Паши в 1787 г.); Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. II. С. 245-246.
См.:’РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.
. Ч. 2. Л. 80, 81-81 об., 82 об.-83; Там же. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.
. Ч. 2. Л.
об.; Д.
. Л. 14 об., 15; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. II. С. 245- 246, 253.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.
. Л. 33-33 об., 34-34 об., 34; Там же. Д.
. Л. 34-34 об.; Там же. Д.
. Ч. 3. Л. 537-538; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 253.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.
. Л. 87.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.
. Ч. 2. Л. 4, 29-29 об.; Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв. Сборник документов. Т. II. М., 1957. С. 368.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.
. Ч. 2. Л. 64, 194 об.-195; Там же. Д.
. Л. 32 об., 122; Кабардино-русские отношения… Т. 2. М., 1957. С. 371.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Ф.
. Д. 8. Л. 14; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 255-
257.
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 262-264.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 563. Л. 8; Там же. Ф. 52. Д. 567. Л. 11 об., 13.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 563. Л. 104; Там же. Д. 566. Л. 7; Там же. Д. 567. Л. 2-2 об., 3-3 об.; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 265-268.
ЦГАРД. Ф. Кизлярский комендант. Д. 2578. Л. 12, 49.
Там же. Л. 63.
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 269-270.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.
. Л. 17-17 об.; Там же. Д.
. Л. 21 об., 22; Там же. Д.
. Л. 9-9 об.; Шиитов А.В. Схватка за Кавказ (XVI-XXI вв.). М, 2007. С. 236-237, 246.
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 275; Корольков М.Я. Шейх Мансур Анапский. Эпизод из первых лет завоевания Кавказа // Русская Старина. № 5. 1914, С.
См.: Корольков М.Я. Указ. соч. С.
; Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе… С. 160.
Покровский Н.И. Кавказские войны и имамат Шамиля. М„ 2000. С. 197.
Бузуртанов М.О., Виноградов В.Б., Умаров С.Ц. Навеки вместе. Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд., 1980.
Исаев С.-А. Аграрная политика царизма в плоскостной 50-60-х гг. XIX в. // ЧИНИИИ- ЯЛ. Известия. Т. 9. Ч. 3. Вып. 1. Грозный, 1974. С. 6-7.
Блиев М.М. Россия и горцы Большого Кавказа. На пути цивилизации. М., 2004. С. 88.
Ахмадов Ш.Б. Экономические связи чеченцев и ингушей с Россией и народами Северного Кавказа в XVIII веке // Взаимоотношения народов Чечено-Ингушетии с Россией и народами Кавказа в XVI – начале XX в. Грозный, 1981. С. 70.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д 243. Л. 2-3, 4-5; Там же. Д. 286. Л. 22-23.
См.: Блиев М.М. Указ. соч. С. 91; Покровский Н.И. Указ. соч. С. 120.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 243. Л. 6.
См.: Гапуров Ш.А. Роль мирных соглашений в российско-северокавказских взаимоотношениях в XVTII в. // Социально-политические процессы в дореволюционной Чечено- Ингушетии. Грозный, 1991. С. 39; Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе. История и современность. М., 2003. С. 18.
Бирюков И. А. Российско-чеченские отношения в XVIII – середине XIX в. // Вопросы истории. №2. 1998. С. 52.
Новосельцев А.П. Правдиво отображать историю взаимоотношений народов нашей страны//Вопросы истории. №5. 1989. С. 55.
Магомедханов М.М. Век России (к изучению национально-освободительной борьбы горцев Дагестана и Чечни во второй четверти XIX в. // Чеченцы в сообществе народов России. Т. 2. Назрань, 2008. С. 240.
Клычников Ю.Ю. Складывание русско-северокавказского единства и проблема «Кавказской войны»: оценки и суждения // Чеченцы в сообществе народов России. Назрань, 2008. С. 60.
См.: Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 г. Ч. 1. СПб., 1869. С. 515; Блиев М.М. Указ. соч. С. 91.
См.: Потто В.А. Два века Терского казачества (1577-1801). Т. 1. Владикавказ, 1912. С. 291; Бутков П.Г. Указ. соч. Ч. 1. С. 110.
См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д.
. Ч. 1. Л. 42; Архив РАН. Ф. 100. On. 1. Д. 195/6. Л. 57; Бутков П.Г. Указ. соч. С. 112; Потто В.А. Указ. соч. С. 292-294; Блиев М.М. Указ. соч. С. 92, 98.
См.: АКАК. Т. 11. Тифлис, 1888. С. 1123; Потто В.А. Указ. соч. С. 294.
См.: Покровский Н.И. Указ. соч. С. 120; Тотоев М.С. Взаимоотношения горских народов с первыми русскими поселенцами на Северном Кавказе // Известия СОНИИ. Т. XII. Дза- уджикау, 1948. С. 155; Гальцев В.С. Кавказская линия и терское казачество к началу XIX в.
// Известия Северо-Осетинского НИИ экономики, языка, истории и литературы. Т. IX. Орджоникидзе, 1940. С. 99; Его же: Из истории колонизации Северного Кавказа // Известия СОНИИ. Т. XIX. Орджоникидзе, 1957. С. 100-102.
Покровский Н.И. Указ. соч. С. 205, 215.
Гордин Я. Россия на Кавказе: поиски решения // Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. СПб., 2005.
Северный Кавказ в составе Российской империи. М., 2007. С. 97.
Покровский Н.И. Указ. соч. С. 212.
См.: Покровский Н.И. Указ. соч. С. 120, 128, 213-215; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 107; Потто В.А. Указ. соч. С. 300.
РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 366. Л. 13-14 об.
Попко И. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту. СПб., 1858. С. 274.
Дубровин Н.Ф. Георгий XII – последний царь Грузии и присоединение ее к России. СПб., 1871. С. 41.
См.: АКАК. Т. 12. Тифлис, 1904. С. 645-646; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 41.
См.: Короленко П.П. Черноморские казаки. Исторический очерк политической и общественной их жизни с 1775 по 1842 г. СПб., 1877. С. 40; Потто В.А. Кавказская война Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. Т. I. СПб., 1887. С. 371.
Пушкин А.С. Путешествие в Арзрум // А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений. В 6 т. Т. IV. М„ 1936. С 567; Гальцев В.С. Указ. соч. С. 101; Тавакалян Н.А. О русской ориентации чеченцев и ингушей до их вхождения в состав России // Археолого-этнографический сборник. Т. 2. Грозный, 1968. С. 101.
Розен РФ. Описание Чечни и Дагестана. 1830 г. // История, география и этнография Дагестана. Архивные материалы XVIII-XIX вв. М„ 1958. С. 283, 287.
АВПРИ. Ф. 115. On. 1. 1795-1797. Д. 15. Л. 12.