Лейчий Гарсаев: «ЭТНОГРАФИЯ — ЭТО НЕ ТОЛЬКО О СТАРИНЕ»

    Чтобы попасть в прошлое Нью-Йорка, герои известной американской кинокартины бросались через портал времени с Бруклинского моста и приземлялись в окружении высшего света крупнейшего мегаполиса США 19 века. В ту же эпоху, но в другой день и час чеченским путешественникам во времени довелось бы увидеть, как жили, трудились, добывали хлеб насущный наши предки — земледельцы, ремесленники, животноводы, мастерицы по изготовлению истангов. И все же нашим современникам удается, если не увидеть, то узнать прошлое народа, не прибегая к режиссерским постановкам, а в самом что ни на есть документальном формате. Какие орудия труда применялись для мирной жизни, а какое оружие – для обороны от врагов, как и многое другое знают в результате кропотливых многолетних исследований чеченские этнографы и этнологи.
    Сегодня в гостиной «ГР» — завотделом этнологии Академии наук ЧР, доктор исторических наук, профессор ЧГУ, Заслуженный деятель науки ЧР, академик Адыгской (Черкесской) Международной Академии наук Лейчий Магамедович Гарсаев.
    — Перед нашей встречей я вычитала, что этнография и этнология это одна наука о жизнедеятельности этносов, изучающая их происхождение, расселение, культуру, быт и т.д. Хотя небольшая разница есть, она — в фокусах: первая детально изучает все аспекты жизни этноса через прямой контакт, вторая фокусирует внимание на данных этнографических исследований, чтобы сделать более широкие выводы. Но первый мой вопрос связан с типичным мнением ученых, о том, что этнография (этнология) в какой-то мере пересекается с политикой. Что вы думаете по этому поводу?
    — Приведу пример из истории: еще со времен «идеологов» царской администрации вплоть до появления некоторых советских историков (В.Б. Виноградов, Б.В. Виноградов, М.М. Блиев и многие другие) бытовал стереотип, согласно которому в среде горцев Северного Кавказа, в том числе чеченцев, от «постоянного безделья» сложилась «набеговая» система, за счет чего, якобы, жили чеченцы.
    Между тем, данный стереотип полностью опровергнут трудом моего коллеги, этнографа Саид-Магомеда Хасиева, вписавшего яркую страницу в изучение полеводства у нахов в ходе его масштабных исследований 1970-х годов традиционной материальной и духовной культуры, хозяйства, этногенеза, сельской общины, культуры террасного земледелия чеченцев.
Книга Хасиева подтверждает: нахи испокон веков занимались оседлым земледелием и стойлово-пастбищным скотоводством.
    «Земледелие чеченцев и ингушей в XIX- первой четверти XX веков». Данная рукопись по разным причинам не издавалась на протяжении 30 лет, и только в 2004 г., благодаря Архивному управлению Правительства Чеченской Республики и тогдашнему ее начальнику Магомеду Нурдиевичу Музаеву книга увидела свет. Она является первой и пока единственной обобщающей работой, где всесторонне освещены многогранные аспекты земледелия чеченцев в XIX и начале XX веков. Особое внимание в ней уделено различным видам выращиваемых чеченцами культур. Например, раскрыты тайны террасного земледелия системы «ирзу», орошения и удобрения, а также переложно-залежного трехполья и других систем земледелия.
    В таком же ракурсе Хасиев вводит читателя в тайны выращивания культур. И уже не секрет, что в XIX в. (археология удревняет эту дату на десятки веков) чеченцы выращивали яровой и озимый ячмень – «мукх», яровую и озимую пшеницу – «кIа»; просо – «борц»; овес – «кена»; лен – «вета»; фасоль – «кхоьш»; тыкву – «гIабакх»; дыню – «паста»; арбузы – «хорбаз», огурцы – «наьрсаш»; рис – «дуга»; рожь – «сула».
    Позднее появляются кукуруза – «хьаьжкIа» и табак – «тонка». В ансамбле этих замечательных злаков особое место занимает кукуруза, – рассказал Лейчий Гарсаев.
   — Теперь о вас. Как вы пришли в этнологию?
   — Начну с истоков своей исследовательской деятельности. Еще в школе у меня появился интерес к истории своего села, тайпа Элистанжой. Из этого тайпа вышло много исторических личностей: например, шейх Мансур – первый имам Кавказа, устазы Мутшейх, Межи-Хаджи, Музаг-шейх другие известные эвлия (устазы), участники Кавказской войны. В их числе наиб Шамиля Техир Элистанжинский.
    Воспоминания о героических событиях того времени долго жили в памяти народа, особенно в те времена. Помню, в 1950-х-1970-х годах в каждом селе было принято отводить помещение под «зиярат чоь» – комнату, служившую местом сбора старейшин и других уважаемых людей. Собирались люди по пятницам. Мой отец Магомед-Хаджи Гарсаев был тамадой села Элистанжи (так именовали в те годы руководителей сельских советов старейшин), поэтому «зиярат чоь» находилась и в нашем доме. Помню, после исполнения религиозных обрядов собравшиеся вспоминали добрыми словами подвиги героев, знаменитых людей того времени, исторических личностей, их высказывания, цитировали изречения эвлия. Все это я запоминал, будучи ещё учеником даже не старших, а средних классов. Тогда у меня и зародилось желание изучать этнографию родного края. Правда, тогда этот термин был мне незнаком – я находился только в начале пути, интересуясь только историей и краеведением. Наверное, поэтому лидировал в школе по успеваемости в гуманитарных дисциплинах, в то время как в изучении физики, химии и других точных наук отставал, был слабым учеником.
    По окончании школы, в очень раннем возрасте (в 15 лет) я поступил в Чечено-Ингушский государственный пединститут — на филологический факультет, национальное отделение (статус госуниверситета вуз получил позднее).
    Я любил чеченский язык, любил литературу, много читал и, будучи студентом, посещал кружок по изучению чеченского фольклора. Параллельно занялся этнографическими исследованиями чеченского национального костюма. Еще в годы студенчества изучал традиционное чеченское оружие. Сам я участвовал в художественной самодеятельности, всегда одевал национальный костюм, знал назначение каждого элемента одежды. Все это, видимо, и определило круг моих научных интересов.
    К концу старших курсов я стал глубже интересоваться историей национального костюма, нашими традициями, обычаями.
    Так я пришел в науку. Темой моей кандидатской диссертации была вайнахская женская одежда. Защита прошла в Москве, в Институте Этнографии СССР, под научным руководством профессора, доктора исторических наук, главного научного сотрудника Грузинской Академии наук А.И. Шавхелишвили. Шел 1992 год.
    — Откуда такой интерес к истории национальной одежды?
    — Я с детских лет и в подростковом возрасте часто находился рядом с матерью, а ее знали в селе и районе как мастерицу по изготовлению нашей национальной одежды. Нана шила черкески, бурки, башлыки, гIабли и многое другое. Я помогал ей в поиске нужных лекал, но, главное, мне интересно было наблюдать за ее работой. Спустя десятилетия мои познания по истории народного костюма – мужского и женского – пополнились после поездки в Иорданию и ознакомления с национальной одеждой, вывезенной мухаджирами (переселенцами) в первозданном виде из Чечни конца 19 века. Люди были обмануты царскими властями, посулившими им решение земельного вопроса в Османской империи.
Результаты этих исследований легли в основу мой докторской диссертации «Одежда чеченцев и ингушей», охватывающей более поздний период: ХlХ век – начало 20-го. Это были мои основные научные труды того времени.
    Последние три года я изучал всё, что связано с мухаджирами.
Так вот, в 1980-х годах я неоднократно выезжал в Сирию, Турцию, Иорданию. По результатам этой работы три года назад вышла моя книга «Чеченские мухаджиры и их потомки в истории и культуре Иордании». Издание книги финансировал Глава нашей Республики, Герой России Рамзан Ахматович Кадыров.
    Более того, в настоящее время мне удалось подготовить рукопись для новой книги «Чеченские мухаджиры и их потомки Сирии и Ирака: история и современность». Данная работа прошла все процедуры в Академии наук ЧР, ждем финансирования. Думаю, в текущем году удастся издать и этот труд.
    Кроме того мной подготовлена книга о чеченской диаспоре Турции. Вот такая работа проводится, думаю, очень интересная и нужная.
Все мы помним, что в советское время тема зарубежных диаспор была табуирована. В настоящее время, благодаря Главе нашей республики изучение, освещение жизни и деятельности наших диаспор почетно и престижно.
    — Вы тесно общались с иорданскими чеченцами. Что на вас произвело особое впечатление в ходе встреч?
    — Я был там в 80-х годах. Что меня поразило прежде всего? Тот факт, что все наши соотечественники — от мала до велика — говорят на классическом чеченском языке. С этим языком их предки покинули ДегIаста, как они называют нашу родину, живя на чужбине. В таком же чистом виде, без проимесей, они сохранили родную речь. Лексикон наших собеседников изобиловал архаизмами, которыми мы уже не пользуемся здесь, на земле предков, даже такое я наблюдал. Сейчас я не могу привести пример, не помню, хотя немало было слов, терминов, которыми мы здесь не пользуемся, а на самам деле являющимися исконно чеченскими словами.
Это одно. Разные поколения иорданских вайнахов там живут давно, лет, 150 и больше, и им удалось сохранить в чистейшем виде институт обычаев и традиций.
    Сохранили, соблюдают, придерживаются. Старшее поколение обучает чеченскому этикету младших, младшие — -тех, кто еще младше. Вот это очень мне понравилось. Возьмем, например, свадебный обряд. Он такой же, как у был ещё недавно нас, сохранился в классическом виде.
Потом, убранство в каждом доме в стиле горцев: почти везде, куда меня приглашали в гости, я видел истанг, кIудал, другие предметы быта, завезенные туда мухажирами на арбах в 19 веке. Их бережно сохранили для потомков в память об исторической родине. Создавалось впечатление, что я не в гостях, а у себя дома.
    — Это ваши впечатления. А что им нравится у нас?
    — Я много раз встречал гостей оттуда. На территории Иордании обосновались с давних времен представители свыше тридцати тайпов. В основном это выходцы из Ножай-Юртовского района и частично – из Веденского. Как уже я упоминал, они называют Чечню на старинный манер «ДегIаста», то есть «Даймохк». Они лелеют край своих предков, хотя многие не были здесь, а потомки бывших мухаджиров, которым довелось побывать в послевоенной Чечне, рассказывают о красоте нашей республики, нашей природы, наших обычаев и традиций. Я часто слышал от них: «Хотя живем мы в Иордании, наши души в Чечне», так они говорят, имея в виду поствоенный период нашей республики. Они вообще поражены обликом нашей столицы, наших населенных пунктов, прекрасно зная о разрушительных минувших войнах. Несколько семей даже изъявили желание обосноваться на исторической родине. И Рамзан Ахматович пошел навстречу пожеланиям этих чеченцев из Иордании, предоставив им жилье в Грозном.
Выходит, мечту их предков, горько сожалевших о расставании с родиной, осуществили их потомки. Как видите, этнографическая наука – не только о делах давно минувших дней, объектом исследования являются и современные этносы.
    — Спасибо за интервью. Надеемся на скорое издание ваших новых книг об истории ближневосточных чеченских диаспор. Дальнейших вам успехов!

Беседовала Зарихан Зубайраева