Ситуация в определении административных границ между Чеченской Республикой и Республикой Ингушетия в последние годы приобрела драматический характер.
Глава Чеченской Республики, Герой России Р.А. Кадыров и Глава Республики Ингушетии, Герой России Ю.-Б.Б. Евкуров 26 сентября 2018 г. договорились о закреплении границы между двумя российскими регионами, которая не была официально определена с 1991 года. 4 октября 2018 г. Парламенты Республики Ингушетия и Чеченской Республики приняли законы «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой». 16 октября 2018 года Законы вступили в силу.
Конституционный суд Российской Федерации от 6 декабря 2018 г. N 44-П «по делу о проверке конституционности закона Республики Ингушетия “об утверждении соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой” и соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой в связи с запросом Главы Республики Ингушетия руководствуясь статьями 6, 71, 72, 74, 75, 78, 79, 86 и 87 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации постановил:
- Признать Закон Республики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой» и Соглашение об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой в их нормативном единстве не противоречащими Конституции Российской Федерации.
- Закон Республики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой», как не утрачивающий юридическую силу и действующий, и, соответственно, Соглашение об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой, как не лишившееся правовых оснований вступления в силу и действующее, обязательны на всей территории Российской Федерации для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений.
- Настоящее Постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу немедленно после провозглашения, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами.
- Настоящее Постановление подлежит незамедлительному опубликованию в «Российской газете», «Собрании законодательства Российской Федерации», на «Официальном интернет-портале правовой информации» (www.pravo.gov.ru) и в официальных изданиях органов государственной власти Республики Ингушетия и Чеченской Республики. Постановление должно быть опубликовано также в «Вестнике Конституционного Суда Российской Федерации»[1].
К сожалению, свое неприятие Закона Республики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой», начала высказывать политизированная часть населения Ингушетии, подогреваемая деструктивными элементами. Начались митинги (он был объявлен бессрочным) в столице Республики Ингушетия г. Магас.
В проблему ингушско-чеченской границы включаются естественно и конкретные вопросы о галанчожско-орстхойских землях западной части исторической Чечни, в т.ч. и тех, которые оказались в административных границах Республики Ингушетии (но не стали на этом основании исторически ингушскими).
Между тем, указанная проблема предстает не столь запутанной если начать с простого: определения исторических земель собственно ингушей заключенных в конкретных границах нахских горных обществ Галгай, Цори, Мецхал, Джайрах и Ангушт. В этнографическом плане, процесс развития ингушкого общества в целом не отличается от других нахчийских тайпов. Поэтому, вряд ли есть резон (и основание), для выделения ингушей из общей этнической схемы нахчийцев (чеченцев), ранее 20-х годов прошлого века, т.е. до создания Ингушского округа. Все остальное на Кавказе и шире в окружающем мире, за пределами названных обществ является просто не ингушским! Большая часть территории современной Ингушетии сложилась на базе собственно чеченских и кабардинских земель причем, мягко говоря, по воле случая, а не в силу исторического детерминизма, или тем более каких-то завоеваний. Признание такой парадигмы значительно облегчает рассмотрение существующей проблемы, не говоря уже и о выработке методики ее решения.
Примерно от бассейна верхнего течения Терека на западе до Андийского хребта и бассейна р. Аксай-Акташ-Сулак на востоке, между Кавказским хребтом на юге и нижним течением Терека на севере, с глубокой древности были расселены различные общества относящиеся к нахчойскому/нахскому этномассиву. В пределах указанной территории в течение XVI-XVIII вв. из подавляющей части исторических обществ (от Ауха на востоке, до Мержоя и Галашек на западе: бассейн Ассы-истоки Сунжи) сложилась из различных горных и равнинных обществ, собственно чеченская нация. Причем некоторая часть плоскостных земель (на севере и западе) приобреталась не только плугом, но и шашкой, включая, к примеру контроль над землями части той же Владикавказской равнины и Назрановскими высотами.
Численность чеченцев по данным последней трети XVIII в. отмечается в пределах 150-180 тыс. человек, к 30-м годам ХIХ в. их считают до 220 тыс. Ингушей в тех же хронологических пределах исчисляют соответственно в 6-10 и 16-20 тысяч (встречаются и менее достоверные цифры в ту или иную сторону)[2].
Скажем в начале 70-х гг. XVIII в. реальная численность ополчения собственно ингушей составляет около 1 тыс. человек (в таком случае общая численность населения должна быть в пределах 5-6 тыс. человек), но ученый-путешественник И.А. Гильденштедт указывал цифру ополчения всех языческих на тот момент обществ как Чечни, включая и ингушские (под общим термином грузинского происхождения «кисты»), в 5 тыс. человек, что дает цифру всего населения 25-30 тысяч[3]. И это объяснимое несоответствие (материалы рано умершего Гильденштедта были изданы его коллегами по Петербургской Академии порой по сырым записям) повторялось тем не менее в литературе неоднократно. Более или менее достоверное перечисление сугубо ингушских населенных пунктов гор и плоскости дает документ от 1812 г. Число дворов (и соответственно семей) щедро указано в нем в количестве 1710 (правда в их число вошли без сомнения галанчожско-карабулакские первопоселенцы Владикавказской равнины – Ахки-юрт, Шолхи, и собственно осетинские дворы в нахоязычном обществе Джайрах)[4].
Необходимо подчеркнуть, что в процессе нациеобразования на Северном Кавказе главенствующее положение занимали союзы национально однородных обществ, имеющих не только общий язык, традиции, адаты, но и, связанных идеологически монотеистической религией, входящие в определенную (в какой-то степени самодостаточную) общенациональную хозяйственную систему соединяющую «горы-равнины», «восток-запад», «юг-север»[5]. Ядро такого образования должно было обладать и определенным военным потенциалом, чтобы обеспечить как защиту, так и распространение своего влияния.
По таким параметрам в рассматриваемое время в указанном участке Северо-Восточного Кавказа, других претендентов на «собирание земель» кроме как Чечни, по крайней мере на протяжении большей части XVII-XVIII столетий, просто не имелось. Таковой могла выступить и весьма влиятельная, густонаселенная «княжеская Кабарда, патронировавшая по крайней мере с начала XVII в. малочисленные горские общества Центрального Кавказа включая и «ингушские», а в XVIII в. вступавшая в какие-то, пусть эпизодические, взаимоотношения с карабулаками и даже с гехинцами. Но, по понятным причинам, в роли объединителя она выступить все-таки не смогла: полукочевой тип хозяйства, этнотип раздробленного феодального общества, слабая исламизация, вовлеченность в острые противоречия Черкесии, Крыма и России, и наконец, сильное чеченское давление со стороны богатой, на то время Чечни, с огнестрельным по преимуществу вооружением.
Единственно, Россия пыталась продвинуть на горских землях ведущих в Грузию свои имперские интересы, начав в середине века здесь свою пропаганду и построив в конечном счете в 1783 г. Владикавказскую крепость (с расчетом поддержки осетин и ингушей), которая, однако в 1786 г. была срыта из-за угрозы от горских сил шейха и имама Мансура (1785-1791 гг.). На Северо-Восточном и Центральном Кавказе на протяжении XVIII – первой половины XIХ вв. безусловно шло острое соперничество Чечни и Кабарды с Россией, стремящейся позиционировать себя системообразующим центром. Причем борьба Чечни и России за влияние в регионе не раз выливалась в военные конфликты.
Малочисленные ингушские общества на то время (по крайней мере до 1810-х гг. включительно) были в принципе заперты своих крошечных даже по кавказским масштабам обществах-ущельях и деятельность их общественных авторитетов не могла быть направлена ни на что иное как на выживание в условиях суровой природы и довольно агрессивного соседства сильных мусульманских соседей требовавших не только дани, но и отказа от язычества. Причем, ингушское ополчение по крайней мере несколько раз пыталось мужественно противодействовать чеченским и кабардинским силам и самостоятельно искало поддержки у российских властей соглашаясь на христианизацию и обязательную службу.
В том же XVIII столетии в западной части исторической Чечни стала выделяться чеченская общность – арштхойцы … (орстхойцы), более известная в литературе как карабулаки-арштхойцы (которые в свою очередь входили в более обширный галанчожский кластер, где был распространен галанчожский диалект чеченского языка[6]. Их аулы и общества располагались по нижней Ассе, нижней Фортанге и средней Сунже. Численность, собственно, «нижних», равнинных карабулаков определялась в источниках первоначально в пределах 3-6 тыс. человек, позже в несколько раз больше. Они, сохраняли еще в массе своей, элементы позднего язычества. Однако, этногенез карабулаков в связи с принятием ими ислама и рядом других обстоятельств в конце XVIII – начале ХIХ в., оказался бесповоротно слит с этногенезом собственно чеченцев-мусульман.
Мы можем указать здесь еще раз западную границу собственно Чечни в XVI-ХVIII вв. Она определялась линией, начинающейся на юге от горы Махисмагали и спускающейся к северо-востоку по хребту Вегилам. Затем эта условная линия уходила резко на запад по хребту Цорейлам до реки Ассы. Далее граница спускалась по бассейну Ассы – верховья Сунжи вниз на север и шла по водоразделу к местности Яндери (приток Сунжи) и, далее по прямой на север почти до речки Курп (приток Терека), откуда линия границы сворачивала к востоку до Терека (к землям селения Ногаймирзан-Юрт). На западном протяжении границы Чечни XVIII столетия мы четко наблюдаем древние чеченские общества кейцев, аккинцев, галаев, мержойцев, цечоев, собственно карабулаков-арштхойцев, предгорных галашевцев и т.д., по обеим берегам Ассы и ее правобережным притокам, истокам Сунжи в верхней части Владикавказской (Осетинской) равнины, и т.д.
В равнинной части указанного участка западной границы чеченцы соседствовали одно время с владениями т.н. Малой Кабарды, сильно сократившейся в своих размерах во второй половине XVII —XVIII вв.[7] Если в ХVII в. междуречье Терека и Сунжи именуется «Малой Кабардой», то к XVIII в. в силу различных причин кабардинскими князьями были оставлены все равнинные земли междуречья в Чечне вплоть до правобережья Курпа (находившиеся правда и ранее исключительно в зоне хозяйственного пользования кабардинцев, но не проживания)[8]. А вот расположение малокабардинских селений в первой половине XVIII в. по речкам Пседах, Кескем и Курп с увеличением их селений на Камбилеевке и по Сунже в верхнем течении, подтверждают данные, собранные Н. Г. Волковой. Во второй половине XVIII в. от кабардинского влияния начинают освобождаться как названные районы, так и районы по Сунже расположенные вокруг Назрановских и Малгобекских высот[9]. Эти земли на Владикавказской равнине и Сунженско-Терских высотах переходят теперь под прямой или совместный с кабардинцами контроль чеченцев, наращивавших здесь политические усилия конкурируя с царскими властями.
Следует отметить, что некоторые исследователи и наблюдатели XIX-ХХ вв. расширяли этническую границу Чечни до левого берега Терека в верхнем течении, включая в нее и горные западнонахские общества – Джейрах, Мецхал, Цори, Галгай, Ангушт[10]. Это обстоятельство в какой-то степени отражало центростремительные консолидационные процессы, когда более крупный чеченский этнос-нация вбирал в себя пограничные диалектные единицы.
В развернувшейся со второй половины ХVIII – начале ХIХ в. войне на Северном Кавказе в форме горских набегов и карательных «репрессалий» царских войск за влияние над “коридором” от Моздока до Владикавказа, российские войска отвоевали контроль над указанной территорией у Чечни и Кабарды, значительно сократив тем самым общую границу Чечни с осетинами и дружественной Кабардой [11].
Тем не менее на протяжении всего ХVIII и первой трети ХIХ в. в процессе своеобразной реконкисты карабулаки закрепляются в предгорно-плоскостных районах на пространстве от Ахки-юрта (верховья Сунжи) и р. Яндери на западе, до впадения р. Шалаж в Сунжу на востоке. Первоначально селения верхнего общества Арштхой складываются вдоль указанного хребта на речке Аршты, текущей в зональном направлении между Ассой и Фортангой и впадающей в последнюю. Аршты (Этимология этого названия должным образом не разработана. Однако, относить его происхождение к иранским языкам нет никаких оснований), вместе с шестью меньшими притоками имела и второе тюркское название – Бальсу (медовая вода). В данном случае, имеет место добавление тюркского компонента су «вода», основа бал имеет чеченское происхождение. По цвету дна источников широко орошенного района сложилось так же тюркское название Карабулак (черная вода, черный родник). Отсюда, поселившихся здесь горцев называли равномерно и арштхойцами, бальсунцами и карабулаками[12].
Основание обществу положили выходцы из объединений, некогда входивших в древний Балойский союз – Цечой, Мержой, Галай, Аьккха, Нашаха и Ялхарой. Тот же Ахмад Сулейманов включает в состав карабулаков-орстхоевцев следующие фамилии: “Цечой, Мержой, Хьавхарой, Ферг-некъе, Велха-некъе, Гандалой, Мужганой, Галай”.[13] А в переговорах с российскими властями в 1762 г., из числа выселившихся на плоскость арштхойцев указаны представители фамилий: «Мережиевой, Татыховой (Даттых. – Авт.), Чечугаевой, Мацкутаевой, Элхургалиевой (Ялхарой. – Авт.), Аокаевой (Аьккхи/Акка. – Авт.), Канбуковой». В других источниках говорится также о “деревнях” Боковых, Гандалоевых, Фиразовых, Бузартыевых, Кориговых и Булгучевых на рр. Ашт-Мартан, Яндери и т.д.[14] Старшины указанных «фамилий» показывали что их считается до 500 дворов, но есть еще 500 дворов «не согласных» к переселению на «чистые» места[15].
Нельзя не указать на то обстоятельство, что с выходом карабулаков на плоскость и с изобилием продуктов (связанным с усиленным занятием хозяйством), здесь происходит своеобразный демографический взрыв. К первой четверти XIX в. в «6 немирных и 19 покорных (т.е. дружественных царским властям на Тереке. – Авт.» селений чеченцев-карабулаков русские наблюдатели указывают 868 дворов, 8600 душ населения, 2000 пеших и 1200 конных ополченцев[16].
Интересен вопрос о религиозной ситуации в Арштхое. В 1709/10 г. сюда был совершен «исламский набег» горцев Чечни и Дагестана как против «неверных», в 1732 г. под Чечен-Аулом собиралось горское ополчение из нескольких тысяч горцев Северо-Восточного Кавказа во главе с неким «Аджи», который намеревался идти в поход против «бальсунцев» и Малой Кабарды с целью утверждения там ислама. Наконец в 1762 г. равнинные карабулаки приняли решение принять ислам, а «верхние карабулаки разорили построенную на р. Бальсу» христианскую церковь и подворье. Тем не менее, еще в 70-х гг. XVIII в. «группы (тайфат) их [карабулаков]» оставалась «без амана», т.е. пощады от мусульман. Видимо речь шла о «верхних» карабулаках. И только к началу XIX в. практически все карабулаки «без изъятия исповедовали магометанскую веру»[17].
Таким образом, самое позднее в начале – первой половине XVIII в. складывается арштхойское (орстхойское) – Карабулакское общество в низкогорной зоне, тесно связанное предгорно-плоскостными нижнекарабулакскими аулами и расположенными выше родственными поселениями, с Галашами на западе за Ассой, а также с чеченскими, кабардинскими поселениями и владениями. Начиная, по крайней мере, с 80-х гг. XVIII в. «Верхние» и «Нижние Карабулаки» позиционируют себя порой и как единое общество.
В процессе освоения плоскости арштхойцы-карабулаки, владевшие было – как было отмечено в 1762 г., землями «от речки Галаша (Шалажинка. – Авт.)… до вершин Сунжи и Ахкиюрта места…» [18] ,с конца XVIII в. по первую треть ХIХ в. спускаются на присунженскую плоскость и в течение нескольких десятилетий осваивают совместно с выходцами из других чеченских обществ (главным образом Галанчожского ущелья и Гехинского общества), территорию примерно от современного селения Плиево (Ингушетия) едва ли не до современного Серноводска (Чечня), включая к примеру и местность Бамут.
Система управления в данном обществе зиждилась на власти старшин: «У них нет князей, только старшины. Они говорят на киштинском [языке] в [его] чеченском или мицшегском диалекте» утверждал И.А.Гильденштедт. Вместе с тем документы говорят о известной роли того же эндиреевского князя Муртузалия-Аджи во внешних связях карабулаков, претендовали здесь на влияние кабардинские князья, и также некие «чеченские (из Чеченского общества-владения. – Авт.) влиятельные фамилии»[19]. Офицер русской службы немец Штедер побывавший в карабулакских аулах в 1781 г. также отмечал, что несмотря на враждебные на тот момент отношения карабулаков с некоторыми обществами чеченцев, карабулаки «одного происхождения и говорят на одном и том же языке» с гехинцами, атагинцами и «чеченцами» (в данном случае жителями Чеченского общества-владения) [20].
Необходимо в качестве ремарки отметить, что в ходе Кавказской войны царская колониальная администрация пытается вводить на покоренных землях военно-колониальное управление без особого внимания на этнические тонкости. Так, старшинства аулов чеченского общества Карабулак («вилайет Арштхой Имамата Шамиля») по ходу «покорения» царизмом попадали в одно «управление» с ингушами и осетинами в связи с близостью их земель к крепости Владикавказ. Хотя русские источники чаще включали «вилайеты» Арштхой и Галаш, наряду с Гехи в состав генерал-губернаторства Малая Чечня Имамата Шамиля. Подчинение близкородственных чеченцев и ингушей различным военно-колониальным ведомствам в тот период приводило к тому, что тех же пограничных карабулаков и галашевцев иногда формально причисляли к «племени ингуш», проводя границу между чеченцами и карабулаками по реке Фортанге. Позже карабулаки, ингуши и осетины были равномерно включены, как известно в границы Военно-Осетинского округа[21].
К большому сожалению в части современной историографии Республики Ингушетия, в особенности в многочисленных и повторяющихся базовых положениях местной фолк-истории и в многочисленных веб-материалах интернета победила манера приведения цитат определенной направленности (без учета их происхождения и объективного содержания), главным образом по проблематике границ в прошлом и настоящем с возведением в культ неких националистических ложных истин наносящих вред прежде всего коренным интересам ингушского народа. В качестве доказательств все чаще используются однотипные печатные и голосовые мантры, рассчитанные на мало осведомлённых лиц. Впрочем, это болезнь заражает в кризисные времена многие народы и не только на Кавказе.
При этом совершенно не затрагиваются все вновь открывающиеся архивные документы, многочисленные сообщения авторов порой разной направленности, не взвешиваются в сумме возможности тех или иных этносов влиять на окружающие народы и политические процессы, и т. д. Одним словом, мало кого волнуют элементарные вопросы логистики и синергетики. Между тем, без учета реального положения дел в общем и в частности, до какого-либо заметного события и после него, без понимания реального соотношения сил и возможностей сторон реально влиять на ход действий, возможно получить исключительно анекдотическое представление о реальной истории.
Вот, к примеру в 2020 г. в городе Назрани Республики Ингушетия вышла книжечка «Ингушские населенные пункты: БАМУТ. Материалы научного семинара (Назрань, 5 октября 2019 г.). Ответственность за подготовку взяли на себя целый научно-исторический клуб «Кавкасион», ответственный редактор Н.Д. Кодзоев и рецензент к.и.н. А.Х. Матиева. Речь здесь даже не о конкретном поселении, которое как пишут авторы «с 1921 по 1934 гг. (в разное время от 2-х до 3-х населенных пунктов/хуторов) было в составе Ингушетии» и которому как бы не мешало ввернуться обратно в ее состав. Нет, основной посыл издания содержится в предисловии ответственного редактора: «Сборник открывает серию подобных публикаций, посвященных истории населенных пунктов, основанных ингушами и исторически входивших в состав Ингушетии. Настоящее издание представляет собой первый опыт в сборе, систематизации и публикации всех доступных его авторам для изучения ведений, связанных с округой одного населенного пункта в рамках концепции «новой локальной истории»[22]. Следовательно речь идет о некоей программе широкого псевдонаучного наступления на земли своих соседей.
Правда, Бамут при этом не основывался ингушами, как, к примеру основывалась чеченцами Назрань, или селение Яндери, но своим посылом авторы, может быть того и не желая, возбудили интерес к истории появления собственно ингушей на берегах Ассы и Фортанги с последующим учреждением т.н. Галашкинского района (входит ныне в Сунженский район Республики Ингушетия) на землях чеченцев-аршхойцев и других фамилий из Галанчожского кластера Чечни.
К документам совершенно уникальным по уровню политической безответственности, по отсутствию научной методики, по подмене научного анализа подбором разномастных цитат в пользу территориальных претензий «новых» ингушей (хотя на каждую из них можно привести десяток цитат совершенно противоположных), по дерзости и наглости предъявляемых претензий в адрес руководства двух братских горских республик России, надо отнести и некий доклад «О границах и территории Ингушетии» выданный на публику от лица – ни много ни мало – «Всемирного конгресса ингушского народа» (одна из диванных организаций). Его составителям и «научным» умам, помогавшим им, оказалась недоступной одна вещь – с этого дня они превратились в заложники своих же слов. Теперь они выразители по существу нацистских взглядов, которые десяток лет назад публично озвучивал куда более ярче г-н «Кавкасион», по сей день процветающий в Назрани: необходимо «окончательное, решительное, и самое главное, бесповоротное размежевание древнейших автохтонов Кавказа Кавкасионов-Дзурдзуков-Гелов-Галгаев-Ингушей с чечено-ногае-нохчольговской кочевой тюркской азиатчиной на Кавказе…».
Говорить сегодня во весь голос надо не о Сунженском, Малгобексом районах, говорить надо о бывшем Галашкинском районе. Как известно в ходе Кавказской войны численность чеченцев сократилась до 150 тыс. человек. Из них только в 1865 г. переселилось в Турцию в общей сложности до 25 тыс. человек, примерно – 5 тыс. семей. Так вот, почти 1,5 тыс. из них составляли чеченцы-арштхойцы и галашевцы, земли которых уже были расписаны под казачьи станицы Сунженского казачьего округа, причем ряд из них уже стояли на месте сожжённых аулов. Недаром в 1854 г. полковник Де-Саже писал: «Система войны против кавказской природы и сынов ее избрана была верно. Каждый наступательный шаг отрезывал горцам безвозвратно кусок их родной земли. Так покорены Малая Чечня и Галашки. На всех этих местах поселены казаки, устроены укрепления с штаб-квартирами полков…»[23].
Однако какие-то вновь учрежденные станицы сунженские казаки покинули в связи с суровыми для них условиями низкогорья, какие-то земельные участки за удаленностью от станиц, не обрабатывали. Потому, в 70-80-х гг. XIX в. на опустевшие земли галашевцев и других чеченцев-карабулаков, уже изгнанных или ушедших «добровольно» в Турцию, впервые в своей истории с разрешения начальства, стали переселяться безземельные жители обществ горной части Ингушетии, главным образом из ГIалгIай и Цхьорой. Так, хутор Галашки образовали в 1887 г. выходцы из Хамхинского и Цоринского обществ (168 дворов). Они же поселились в 1872 г. на хуторе Мужич (30 дворов) и хуторе Алкун (49 дворов); и число их не переставало расти. Жили они здесь, что важно подчеркнуть, на правах «временнопроживающих» – арендаторов станичных земель обязанных покинуть их по первому требованию. Никому российский царь, кроме как казакам, эти земли не передавал.
Такими же арендаторами, но собственных исторических земель ставших казачьими, стали было спускавшиеся с высокогорья горцы-чеченцы из Цеча-Аккхи Грозненского округа поставившие в 1875 г. хутор в местности Даттых (62 двора) или жители высокогорных аргунских обществ Малхисты и Майсты, которые переселялись в местности Аршты, Бамут и в селения Гази-Юрт, Котар-Юрт. Но их правовое положение как оказалось несколько отличалось от «временнопроживающих ингушей». Так, в 1895 г. во исполнение приказа начальника Терской области о запрещении проживания горцев одной национальности на землях другой, ингушские хутора в Малой Чечне были преданы огню, а население под конвоем отправлено по месту приписки. К примеру, из хутора Футуг 7 дворов горных ингушей, а заодно и малхинцы-чеченцы, были отправлены в Насыр-Корт и в Грозненский округ. Из хутора Нижний Аршты были отправлены восвояси 27 дворов ингушей и малхинцев. Обратно в горы выселили также конкретно ингушей из числа хуторов Верхнего Бамута. Кстати выселение, собственно, малхинцев, объяснялось исключительно тем, что они хотя и были чеченцами но приписаными оказались к Телавскому уезду Тифлисской губернии[24].
Тем не менее правдами и неправдами отчаявшиеся горцы-ингуши возвращались на неродные пепелища, ибо земля их отчизны физически не могла их вместить, а тем более прокормить.
В 1888 г. назрановские ингуши в связи с реформой системы военно-казачьего управления включаются в состав Сунженского казачьего отдела. В этот отдел входила также и Малая Кабарда. Осетины были включены во Владикавказский округ. Только в 1905 г. ингуши добились выхода из подчинения Сунженского казачьего отдела и образования сугубо ингушского Назрановского округа с некоторым прибавлением земель[25]. Древние «отцовские общества» ингушей в качестве Горского участка оставались в управлении Назрановского округа. По другим данным Сунженский отдел распался на Назрановский и Сунженский округа только в 1909 г.
Был ли создан подобный «Горский участок» на галашевско-арштхойских землях исторической Чечни, мы не знаем. Можно утверждать, что эти земли вместе с арендаторами, оставались до революции в ведении и собственности Сунженского казачьего округа. В ходе гражданской войны и анархии в стихийном, явочном порядке, арштхойско-галашевские исторические земли Чечни, населенные преимущественно временнопроживающими ингушами-арендаторами, оказались к 1921 г. в составе «красной Ингушетии». Причем, вместе с исключительно чеченскими селами и хуторами, например, как Бамут, Аршты и т.д.
И уж чего никто не ожидал, что земли эти, как выяснилось в последние годы, достались потомкам «временнопроживающих» в комплекте с чеченской историей, чеченскими архитектурными памятниками и чеченскими кладбищами. Приватизировано в пользу Ингушетии оказалось все, вплоть до могил и трупов в них захороненных (в прямом смысле этого слова)[26].
И это во всех отношениях, глубоко неправильно и бесчестно перед нашими предками. Вот такие вопросы мы обязаны решать – иначе (как видно из докладов «всемирных ингушей») их хотят решить за нас и против нас!
Академия наук Чеченской Республики
[1] Consultant.ru> document/cons_doc_LAW_312868 (Дата обращения 12.07.2021 г.)
[2] См.: Волкова Н. Г. Динамика численности вайнахских народов до XX века // Археолого-этнографический сборник. Т.2. -Грозный, 1968. С. 116-118, 123 и др.; Ахмадов Я.З. Взаимоотношения народов Чечено-Ингушетии с Россией в XVIII веке. Грозный: «Книга», 1991. С. 17; Ахмадов Ш.Б. Чечня и Ингушетия в ХVIII – начале ХIХ века. Очерки социально-экономического развития и общественно-политического устройства Чечни и Ингушетии в XVIII – начале XIX века. Элиста: АПП “Джангар”, 2002. С.45-47; Емельянова Н. М. Мусульмане Осетии: на перекрестке цивилизаций. М.: РИК, 2003. С.61; Ахмадов Я. З., Хасмагомадов Э.Х. История Чечни в XIX-ХХ веках. – М.: Пульс, 2005. С. 25-27; и др.
[3] См.: ЦГА РД. Ф.379. Оп.1. Д. 807. Л.86.; Ахмадов Я.З. Очерк исторической географии и этнополитического развития Чечни в XVI-XVIII веках. М.: Фонд поддержки чеченской литературы, 2009. С. 54-55; и др.
[4] РГВИА. Ф. 414. Оп.1. Д. 300. Л. 106. Копия.
[5] Добавим, что к концу ХVIII в. в результате длительного освоения плоскости мы имеем в Чечне до 60-70 горных и равнинных чеченских обществ и владений, а скажем к 4 «старым» ингушским, за весь век добавилось только одно низкогорное общество Ангушт. Несколько новых аулов на границе гор и Владикавказской плоскости (Шолха, Ахки-юрт, Заурово), называемых порой в литературе «ингушскими», с большой долей вероятности были основаны выходцами из Галанчожского ущелья Чечни.
[6] Нахчийских или нахских языках и диалектах существует обширная литература: Мальсагов Д.Д. Чечено-ингушская диалектология и пути развития чечено-ингушского литературного (письменного) языка. Грозный: Чечинггосиздат,1941; Арсаханов И.А. Аккинский диалект в системе чечено-ингушского языка. Грозный: Чеч.-Инг. кн. изд-во,1959; Дешериев Ю.Д. Сравнительно-историческая грамматика нахских языков и проблемы происхождения и исторического развития горских кавказских народов. Грозный: Чеч.-Инг. кн. изд-во, 1963; Мациев А.Г. Чеберлоевский диалект чеченского языка // Известия ЧИНИИИЯЛ. Грозный, 1964; Алироев И.Ю. Библиография по нахскому языкознанию.- Грозный:Чеч.-Инг. кн. изд-во,1968; Вагапов А.Д. Происхождение чеченцев с точки зрения языкознания // Нохчийн филологин проблемаш. Вып.1. -Грозный. 1999; и др.
[7] См.: Берже А. П. Чечня.и чеченцы. -Тифлис, 1859. С. 5-12; Тотоев Ф. В, Общественно-экономический строй Чечни (вторая половина XVIII – 40-е гг. XIX века). -Нальчик: Республиканский полиграфкомбинат им. Революции 1905 г., 2009. С.85-86; Волкова Н. Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XX века. М.: “Наука”, 1974.
С. 53–54; Ахмадов Я.3.История Чечни с древнейших времен до конца ХVIII века. – М.: Пульс, 2001. С.246-249; Его же: Очерки исторической географии и этнополитического развития Чечни в ХVI-ХVIII веках. – М.: Фонд поддержки чеченской литературы, 2009. С. 42-43,171-173.
[8] Броневский С.М. Новейшия Известия о Кавказе, собранныя и пополненныя Семеном Броневским: В 2 томах. Подг. к изд. И.К.Павловой. – СПб.: Петерб. востоковедение, 2006. С.162.
[9] Генко А.И. Из культурных прошлых ингушей // Записки коллегии востоковедов. Т. 5. – Л., 1930. С. 694; Волкова Н.Г. Указ. соч. С. 51-56; Анчабадзе Ю.Д., Волкова Н.Г. Этническая история Северного Кавказа XVI-XIX века. М.: ИЭИА, 1993. С.30-31; Шаова С.Д. История кабардинцев бассейна р. Сунжа в XVI – середины XIX в. и их взаимоотношения с вайнахами. Рук. дисс. канд. истор. наук. – Армавир, 2002. С. 80–81, 100–103; и др.
[10] См.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 350. Л.4-4 об.; Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Эфрона. Т. XXXVIIIа. 76 полутом.- СПб., 1903. С. 785; Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А.Эфрона. Т.13. 25 полутом. – СПб., 1894. С.58; Лаудаев У. Чеченское племя // Чечня и чеченцы в материалах XIX в. – Элиста, 1990. С.75—77, 93; Грабовский Н.Ф. Экономический и домашний быт жителей горского участка Ингушевского округа // Сб. сведений о кавказских горцах. Вып. 3. -Тифлис, 1870. С.1; Пожидаев В. П. Горцы Северного Кавказа… – М.-Л.: Гос. изд-во, 1926. С. 13; Волкова Н. Г. Указ. соч. С.163-164; и др.
[11] См.: Акты, собранные Кавказской археографической Комиссией (АКАК). Т.4. -Тифлис, 1870. С.894, 895-898, 902, 944; АКАК. Т. 4. Ч. 2. -Тифлис, 1875. С.500; Волкова Н.Г. Указ. соч. С.2-63, 161-162, 225-226; Бутков П. Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 гг. Ч.2. – СПб., 1869. С.165; Потто В. Л. Два века Терского казачества. Т.2. -Владикавказ, 1912. С.200; Буцковский А.М. Выдержки из описания Кавказской губернии и соседних горских народов // История, география и этнография Дагестана. Архивные материалы. М. : ИВЛ 1958. С.239; Ахвердов А.И. Описание Дагестана. 1804 г. // История, география и этнография Дагестана. Архивные материалы. – М. : ИВЛ 1958. С.226; и др.
[12] См.: РГАДА. Ф.379. Оп.1. Д.524. Л.36 об.; Броневский С. Указ. соч. С.181-182; Волкова Н.Г. Указ. соч. С.163-164.
[13] См.: Сулейманов Ахмад. Топонимия Чечни. – Грозный: ГУП «Кн.изд-во», 2006. С.13. …
[14] См.: АВПРИ. Ф.Кизлярские дела, 1771 г. Кн.2. Л.187; Там же: Ф.Кизлярские и Моздокские дела. 1784-1785 гг. Оп.111. Д.1. Л.3-4 об.; Броневский С.М. Указ. соч. С.182; Волкова Н.Г. Указ. соч. С.166-167; и др.
[15] ЦГА РД. Ф.379. Оп.1. Д. 524. Л.36 об., 37-37 об.
[16] РГВИА. Ф. ВУА. Д. 18508. Л. 11 (Копия).
[17] См.: Гантемирова Г.А. К истории карабулаков // Известия Чечсно-Ингушского республиканского краеведческого музея. . Вып. 11. – Грозный, 1975.С.70; Бирюков Андрей. Дела давно минувших дней // Журнал “Дош”. № 4. – М., 2000. С.2, 4; Айтберов Т.М., Ахмадов Я.З. Из истории классовых отношений борьбы и антифеодальной борьбы карабулаков // Вопросы истории классообразования и социальных движений в дореволюционной Чечено-Ингушетии. – Грозный, 1980. С.45-46, 51.
[18] ГАРД. ф.379. Оп.1. Д.524. Л.30-41, 44-55; Айтберов Т.М., Ахмадов Я.З., Горчханова Г.А. Русско-вайнахские отношения в начале 60-х годов XVIII в. // Прогрессивное влияние России на социально-экономическое и политическое развитие народов Чечено-Ингушетии. Сб.статей. – Грозный: Изд. «Книга» 1989. С. 48-49.
[19] См.: АВПРИ. Ф. Кизлярские дела, 1771 г. Кн.2. Л.59-59об.; Акты Кавказской Археографической Комиссии. Т.IX. – Тифлис, 1884. С.949; Броневский С.М. Указ. соч. С.182.
[20] Гантемирова Г.А. Указ. соч. С.70; Айтберов Т.М., Ахмадов Я.З. Указ. соч. С.51; Штедер. «Дневник путешествия…» // Кавказ: европейские дневники ХIII-ХVIII веков / Сост. В.Аталиков. -Нальчик: Изд-во М. и В. Котляровых, 2010. С.209; и др.
[21] Броневский С. Указ. соч. С. 169; Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20-50-е годы XIX века. Сб. документов. – Махачкала: Дагкнигоиздат,1959. С. 407; Берже А. П. Чечня и чеченцы. – Тифлис, 1859. С. 111; и др.
[22] Ингушские населённые пункты: БАМУТ. Материалы научного семинара (Назрань, 5 октября 2019 г.) – Назрань: 000«Кел», 2020. С.3, 8.
[23] Мартиросиан Г. К. История Ингушии. – Орджоникидз: Сердало, 1933. С. 75.
[24] См.: Гриценко Н. П. Экономическое развитие Чечено-Ингушетии в пореформенный период (1861—1900 гг.). – Грозный: Чеч.-Инг. кн. изд-во, С. 60-61; Волкова Н. Г. Указ. соч. С. 222, 227-228, 237-238; Ахмадов Х. С. Временнопроживающие горцы в социальной структуре чечено-ингушского общества в конце XIX – начале XX в. // Общественные отношения у чеченцев и ингушей в дореволюционном прошлом (XIII — начало XX в). – Грозный, 1982. С. 81-92; Чеченская Республика. (Население, экономика, история). – Грозный. 1995. С. 29-30; Ахмадов Я. З., Хасмагомадов Э. Х. Указ. соч. С.36-37; и др.
[25] Кокурхаев К.-С. А.-К. Общественно-политический строй и право чеченцев и ингушей.- Грозный : Чеч.-Инг. изд.-полигр. об-ние “Книга”, 1989. С. 42; Хасбулатов А. И. Установление российской администрации в Чечне (II пол. XIX в. – начало XX в.). – М.: Русь, 2001. С. 54.
[26] В 1987 г. в районе сел. Верхний Алкун Сунженского района ЧИАССР по Ассе было обнаружено захоронение воина начала XV в. с полным защитным доспехом, шлемом и дорогостоящим набором оружия того времени. В соответствующей публикации того времени оно было представлено как погребение знатного вайнахского воина, хотя памятник находился в границах исторической Чечни (Чахкиев Д.Ю., Нарожный Е.И. Погребение знатного горского воина начала XV в. из селения Верхний Алкун (Чечено-Ингушетия) // Военное дело древнего и средневекового населения Северной и Центральной Азии. Новосибирск, «Полиграф»,1990. С.129-140). В 2000-х гг. знатный чеченский воин средневековья вдруг стал превращаться с подачи того же Д.Ю. Чахкиева в «славного предка ингушского народа», а в 2014 г. в Ингушетии вышел претенциозный «мародер-фильм» – «…фильм-исследование, посвященный легендарному ингушскому средневековому воину… «Со ва/Я есть» (Ингушетия – фильм)». О том самом воине из погребения в районе сел. Верхний Алкун, где ингуши впервые в своей истории появились в качестве «временнопроживающих» арендаторов исключительно в 70-х гг. ХIX в.